Игры с темным прошлым - Данилова Анна

И вот теперь, когда он знал, с какой женщиной живет, когда он пережил первое потрясение и признался себе в том, что готов простить ей все, если только она бросит заниматься этим, он должен был определиться: сделать вид, что он ничего не знает, или же поговорить с ней начистоту? Ему было стыдно признаться себе в том, что он в какой-то степени даже рад, что ее тайная жизнь не связана с любовником. Он даже попытался оправдать эту ее деятельность тяжелой и беспросветной жизнью с нелюбимым мужем, нищетой и желанием устроить свою, не зависящую ни от кого жизнь…

Прошло не так много времени с тех пор, как он узнал о Нине эту неприглядную сторону ее жизни, и вдруг скоропостижная смерть Виктории. Его губы сами прошептали, как заклятие: «Не рой яму ближнему…» Вика, помощница Нины, умерла от инфаркта, точно так же, как и все те, кому они помогли отправиться на тот свет… Вырыла кому-то глубокую яму и провалилась туда сама, разбилась насмерть…

Герман потерял аппетит, думая о Нине и о том, что им обоим грозит, если случится нечто такое, что взорвет всю эту хорошо налаженную смертоносную машину и реальная угроза в судейской мантии нависнет над хрупкой фигуркой его возлюбленной. Чем он сможет ей помочь, чем?! Это ей кажется, что ни одно из ее преступных деяний невозможно доказать, что ни она, ни Виктория, ни те узкие специалисты, участвующие в этих пахнущих кровью сюжетах, не коснулись своих жертв руками, не испачкались в кладбищенской земле… Но на самом-то деле все обстоит совершенно иначе. Не ослепли же они!.. Существуют свидетели, заказчики… Где гарантия, что теперь уже заказчики не станут шантажировать своих антиподов-свидетелей, Нину с Викторией? По логике вещей, они должны бояться друг друга.

И вот однажды он наконец услышал это ночное, тревожное и истеричное, молящее о помощи: «Герман, проснись, очень тебя прошу… Нам надо уехать отсюда, непременно надо уехать… Герман, ты слышишь меня?..»

Если бы он мог увидеть себя со стороны, то сразу понял бы, что под влиянием этой женщины он уже давно перестал быть тем Германом, каким был до встречи с ней и каким представлял себя до сих пор. Тот наивный и честный Герман, которого он любил в себе, умер в ту ночь, что провел с Ниной. Он проснулся на другое утро не только ее любовником, но и ее преданным рабом… В Нине он обрел одновременно и женщину, и мать, и сестру, и друга… Ему было с ней так хорошо, так уютно, что он уже и не представлял себе жизни без того, чтобы не видеть ее, не слышать ее голос. Он привык к ее запаху, к ее повороту головы, к улыбке и даже тому мягкому «Герман, пойдем ужинать, мой хороший», без которого, как ему казалось, он не смог бы насытиться, успокоиться и заснуть в ее нежных согревающих объятиях. Он был счастлив. Разве это не стоит того, чтобы гнать от себя все то дурное, что он узнал о своей возлюбленной?

…Те несколько часов, что оставались до рассвета, они были близки, как никогда. Нина рыдала на его плече, а он гладил ее, целовал и успокаивал, так и не решив для себя, признаться ей в том, что он все знал, или же продолжать делать вид, что он до сегодняшнего вечера не был посвящен в ее тайну. Под утро, когда она, уставшая от признаний, взрывов чувств, во время которых она выкрикивала в свое оправдание какие-то нелепые объяснения, от рыданий, притихшая и униженная собственным раскаянием не столько перед ним, сколько перед собой, уснула наконец, свернувшись в его руках и положив ему голову на грудь, он понял, что никогда не скажет ей всей правды. Да, безусловно, они уедут (после похорон Вики), он сделает все, чтобы иметь возможность руководить своей фирмой из Питера, они поживут в гостинице первое время, а потом купят квартиру. Нина сама выберет, где ей захочется жить в Питере. Пусть все начнется с самого начала, пусть будут чемоданы, сумки, коробки с посудой, контейнер… Или нет, они все оставят здесь, чтобы ничто не напоминало ей о той двойной жизни, какую она вела тут, в Москве. Чашки и тарелки, одеяла и подушки, стиральная машина – все будет новое… При мысли о том, как они будут обустраивать свою новую квартиру, Германа охватило приятное и какое-то новое, возбуждающее чувство, как если бы Нина согласилась стать его женой. Конечно, как же иначе? Они поженятся… Так, в приятных мечтах он и заснул… Проснулся от того, что в дверь звонили. Настойчиво.

Нина подняла голову, все вспомнила, увидев Германа, и, схватив его за руку, прижалась к нему еще сильнее. Теперь она не боялась показать своих чувств, того, что она сильно напугана… И Герман верил, что она боялась не только за свою свободу, но и за них двоих.