Черный - Устинова Татьяна Витальевна

— Ты что, так ничего и не поняла? — почти кричит Слава. — Он ведь подрядился убить тебя! Тебя! За какие-то сорок тысяч баксов!

Я повожу плечами.

— Вот эти сорок тысяч? — спрашиваю я спокойно. Достаю их из сумочки и швыряю Славе на тарелку.

Он сражен. И это еще мягко сказано.

— Что за… Как… — бормочет он.

— Паша меня любит, — произношу я тихо. — Сразу же после беседы с тобой он мне все рассказал. Все. Прощай, Слава.

И вслед за этим я вынимаю из сумочки спрятанный на дне пистолет и стреляю.

Оказывается, даже в упор не так-то просто убить человека. Слава падает на пол вместе со стулом. Мой муж хрипит и пытается отползти от меня, цепляясь за ковер. Я встаю и медленно обхожу стол.

— Оля… Оленька… Не… надо…

Надо его добить. Нельзя, чтобы он мучился.

— Надо, — говорю я мягко. — Все равно этим бы непременно кончилось, Слава. Потому что я устала. Устала от твоего эгоизма, твоей жадности, твоей тупости. Я ненавижу тебя, слышишь? — Голос мой срывается на крик. — Я вышла за тебя из-за денег, да, из-за денег! Я никогда тебя не любила! Единственный, кто хоть что-то для меня значил, это Паша! Но у него не было ни гроша за душой. Он гордый, он не хотел в этом сознаваться, но — такова жизнь! Все дерьмо всегда всплывает на поверхность, а хорошие люди… честные… — Я не могла говорить, задыхалась. Пистолет ходил ходуном в моих руках. — Зато у тебя были деньги, да. Большие деньги! И я мечтала ночами! Как хорошо было бы овдоветь! Чтобы ты утонул в ванне! Или попал в аварию! Но ничего такого не происходило! А потом ты допустил промах! Ты хоть сам понял, какое ощущение возникает у любого, кто прослушает эту запись? Что ты собирался меня убить. Ты хотел подговорить Пашу, но он не согласился, все мне раскрыл… отдал пистолет, который ты ему передал, и я тебя убила, защищаясь. Это была самооборона, глупец, а доказательство ты предоставил мне сам! Прощай!

Четвертая сторона. Жанна

Говорю вам, это было совершенно ужасно. Тело на ковре, залитое кровью, и бедная Ольга Аркадьевна, которая ломала руки и все вскрикивала: «Но я не могла не убить его! Иначе он убил бы меня!» Она позвала меня сразу же, как это произошло, и я прибежала, и бедный дядя Слава был уже мертв, а я металась и не знала, что делать. Вызвала наконец «Скорую» и милицию, хотя «Скорая» была уже не нужна — в теле засели четыре пули, и три ранения из четырех были смертельные. Так сказал врач, а я думаю, врачам в таких вещах можно доверять.

Тело увезли, милиционеры стали допрашивать Оленьку. Она рассказала, ничего не утаивая, что у нее был любовник, Павел Архипов, и что муж, пользуясь тем, что Архипов беден, хотел заставить его убить ее. Но Архипов записал весь разговор на диктофон и отдал ей. Она дала мужу послушать запись, думала, это его образумит, а он озверел, бросился на нее, и она была вынуждена убить его, защищая свою жизнь. Я слушала ее и плакала от ужаса.

— Так, а где же запись? — спросил милиционер, который вел протокол.

Оленька кивнула на маленький диктофончик, лежавший на столе, среди неубранных тарелок.

— Там.

Милиционер взял диктофон и поставил его на воспроизведение. Я вздрогнула. Из динамика донесся умоляющий мужской голос:

— Оля… Оленька… Не… надо…

— Надо, — отвечала Оленька. И через некоторое время раздались выстрелы.

Милиционеры переглянулись.

— Очень интересно, — вежливо сказал самый старший из них, кажется, майор. — По-моему, гражданка, вам вовсе не было нужды защищаться.

На лицо Ольги было страшно смотреть. В нем не осталось ни кровинки.

— Я не понимаю… — Из ее горла вырывался какой-то клекот. — Это недоразумение… этого не может быть…

— Отчего же, — вежливо ответил майор. — Эти электронные игрушки — капризные штучки. Нажал там, где не надо, — и в результате записалось все то, чего, конечно, записывать вы вовсе не собирались. Опять же, следствию какое облегчение. Все-таки умышленное убийство — серьезная статья.

При этих словах Ольга вскочила с места и бросилась к дверям, но, конечно, уйти ей не дали. Она кричала, вырывалась, и на губах у нее выступила пена. Но они надели на нее наручники и увели.

А я осталась одна.

Я заперла двери, приняла ванну и перемерила все платья Ольги. Ей они все равно больше не понадобятся — в изоляторе такие изыски ни к чему. А срок ей дадут хороший, и я, как ближайшая родственница и законная наследница дяди Славы, лично позабочусь об этом.