Все оттенки красного - Андреева Наталья

— Я мать.

— Где вы были в момент выстрела?

— На веранде.

— Одна?

— Да. Пила… Чай. Кстати, любопытная деталь: Вера вошла в кабинет из студии.

— Как-как?

— А вам она что сказала?

— Что была в своей комнате.

— Врет! Она была в студии. Или в саду. И появилась в кабинете последней, это правда. Но не из коридора. И почему-то говорит, что на веранде я была одна. Ей-то откуда это известно? Из ее комнаты веранда не просматривается, комната угловая, в самом конце коридора, окна на другую сторону. Вот. Да, кстати! Вспомнила! Она была в саду, это точно. Потому что шаль забыла там, на лавочке. Я еще прошла мимо и подумала — надо же, Вера шаль забыла. Она так тряслась над этой шалью, говорила, что старинная. А за ужином даже и не вспомнила о своем сокровище, и еще говорила что-то насчет моего платья. Что мол, перелицовка. Что она в этом понимает! Так вот. Вера ушла с веранды в свою комнату, так и не вспомнив про шаль. А в кабинет пришла уже в ней. Откуда взяла, как не в саду, а?

— Допустим. Это уже факт. А насчет того, что кто-то стоял в нише, как, Наталья Александровна?

— Ну… Я не уверена.

— Вам, как и всем прочим, надо пройти дактилоскопию.

— Я сразу заявляю, что брала пистолет! Брала!

— Когда?

— Когда заходила в кабинет и разговаривала… ссорилась с Георгием. Но после того, как я вышла, он был жив! Понятно?

— Зачем же вы тогда брали в руки пистолет?

— Посмотреть. А что?

— Ничего. Иногда людей спасает от тюрьмы и любопытство. Но ведь никто не видел, что вы делали в кабинете бывшего мужа, а? Никто же не видел, что вы брали в руки пистолет?…

… — Да, мы с братом были в беседке. С Эдиком. Жалко как, а?

— Почему, Егор?

— Только он мог убить. Он плохой.

— Но был с вами в саду, так?

— Да.

— И никуда не отлучался?

— Нет. Мы говорили, а потом раздался выстрел.

— О чем говорили?

— Какая разница?

— Действительно, никакой. А кого вы еще видели в саду?

— Никого. А вообще-то, я в тот момент по сторонам не смотрел.

— Что, разговор был интересный?

— Ну…

— Ладно, идите. С вами, по крайней мере, все понятно.

— Я племянница Нелли Робертовны.

— Где вы были в момент выстрела?

— …

— Настя, где?

— В… в саду.

— Значит, вы кого-нибудь видели? Братьев или Наталью Александровну. Или Веру Федоровну?

— Я была у себя в комнате.

— Так в саду или в комнате?

— Не знаю.

— Почему вы плачете?

— Я ничего больше не скажу.

— Придется, Настя.

— Нет. Какая вам всем разница? Я же не знала, что так будет!

— Вы должны пройти дактилоскопию. Вдруг на пистолете есть отпечатки?

— Нет!

— Нет отпечатков?

— Можете забрать меня в тюрьму. Я ничего не скажу.

— Покажите ваши руки. Так-так. Ну, зачем же сразу в тюрьму?…

… — Эдуард Оболенский.

— Почему вы носите фамилию матери?

— Она так захотела. И, честное слово, я ей признателен. Два Эдуарда Листовых — это слишком много.

— Что вы можете сказать по поводу случившегося?

— А что случилось? Ах, папу убили!

— Ну, знаете!

— Знаю. Я подлец, негодяй, мерзавец. Чего только не услышишь в этом доме! Но у меня железное алиби. Причем, подтвердить его может человек, который меня больше всех ненавидит, мой братец. А папу убила…

— Кто убил?

— Женщина.

— Это нам и без того понятно.

— Почему? Ведь есть же еще и шофер. А дверь в гараж совсем рядом с той дверью, через которую можно из кабинета через студию выйти в сад. Или войти…

… — Итак. Кузнецов Михаил Федорович, тридцать один год, значит. Шофером у Листовых давно работаете?

— Лет восемь.

— И никогда не хотелось работу поменять? Прислугой быть не скучно? Не унизительно?

— Я не прислуга. Я шофер.

— А согласно показаниям свидетелей Эдуард Листов, войдя в кабинет и увидев тело отца, произнес: «Прислугу сюда пускать не надо». Я так понимаю, что он имел в виду вас и Ольгу Сергеевну.

— Сволочь. Это он убил.

— Увы. Он был с братом в саду. Увы. А вы, значит, в гараже. Один?

— Нет.

— С кем?

— С Настей.

— А почему она об этом ничего не говорит?

— Я был в гараже с Настей, когда раздался выстрел. Все.

— Вам надо пройти дактилоскопию.

— Пожалуйста…

…— Ольга Сергеевна, а вы в доме давно работаете?