Все оттенки красного - Андреева Наталья

Женщина в бордовом платье отчего-то выглядела старой, уставшей, хотя в ее волосах не было ни одного седого волоса. Лицо ее не сияло, оно словно бы увядало с каждым новым мазком, положенным на полотно старым художником, пока не получилось это.

Эраст Валентинович, вздыхая:

— Да-с. Неудачно. Но подпись имеется. Думаю, что несколько тысяч долларов эта картина стоит. Но, сказать по правде, это отвратительно.

Ольга Сергеевна:

— Да что вы понимаете! Вы просто завидуете!

Веригин, обиженно поправив очки:

— Я не художник. Я критик.

Ольга Сергеевна:

— Все критики — это неудавшиеся художники!

Веригин, снимая очки:

— Ну, знаете! Терпеть оскорбление от особы, которая совершила преступление, я не желаю! Ну, знаете! Попрошу оградить.

Старший оперуполномоченный, пожав плечами:

— Разберемся! Ольга Сергеевна, попрошу вас в машину. Следователь ждет.

Ольга Сергеевна:

— Можно позвонить?

Старший оперуполномоченный:

— Позвонить? Кому?

Ольга Сергеевна:

— Соседке. Разве я не имею право? У меня квартира, я хочу, чтобы за ней присмотрели.

Старший оперуполномоченный:

— Хорошо, можете позвонить, кому захотите. Это на ход следствия никак не повлияет. Телефон в гостиной, так я понимаю? Или вам мобильную связь предоставить?

Ольга Сергеевна:

— Обойдусь.

И она, ни на кого так и не взглянув, прошла в дом. Капитан кивнул одному из милиционеров: мол, проследи, чтобы ничего такого не сотворила. Потом, словно вдруг что-то вспомнив, посмотрел на присутствующих.

Старший оперуполномоченный:

— Да, а где та книжечка, что была при Марии Кирсановой?

Олимпиада Серафимовна, удивленно:

— Записная книжка? А вам зачем?

Старший оперуполномоченный:

— Попрошу найти и принести. Необходимо для следствия.

Валя, метнувшись к двери:

— Я принесу! Она у Маруси в комнате!

Наталья Александровна ей вслед:

— Тебе не в первый раз по чемоданам лазить!

Медсестра через несколько минут принесла черную кожаную сумочку на длинном ремешке. Капитан расстегнул замочек, достал записную книжку:

— Очень интересно! Как знать, может и пригодится?

Вернувшаяся на веранду в сопровождении милиционера Ольга Сергеевна сумочку заметила сразу:

— Зачем это вам?

Старший оперуполномоченный:

— Как же? Улика! А что вы так переживаете, Ольга Сергеевна!

Ольга Сергеевна:

— Вы не имеете право трогать личные вещи!

Старший оперуполномоченный:

— А это разве ваше? Кстати, последний вопрос: вы, когда убираетесь, надеваете на руки перчатки?

Ольга Сергеевна:

— Перчатки? А что тут такого?

Старший оперуполномоченный:

— Да, ничего. Нитяные, резиновые?

Ольга Сергеевна молчала. Егорушка, сморщив нос, произнес:

— Нитяные, я видел. Иногда надевает.

Ольга Сергеевна:

— Выродок! Юродивый! Но ничего, покрутитесь теперь! Я вам устрою!

Старший оперуполномоченный:

— Прошу в машину. Так же попрошу присутствующих отметить факт возвращения краденой картины. Чтобы не было потом претензий.

Домработницу увели. Олимпиада Серафимовна снова разохалась, попросила у Вали капелек и подушку под спину, и пока та бегала за всем этим, обиженно моргнув, спросила у сидящих на веранде:

— Что это она сказала? Что значит покрутимся? О чем это она?

Но никто Олимпиаде Серафимовне не ответил.

ЧЕРНЫЙ

Завтрак был испорчен, и у всех разом пропал аппетит. Некоторое время спустя, дамы разошлись, а на веранде остались только братья и Валя, убирающая посуду со стола. Егорушка, посопев носом, заметил:

— Я всегда знал, что Ольга Сергеевна плохая.

— А ты хороший, — раздраженно заметил старший брат. — Тебе давно лечиться надо. Как ты теперь жить собираешься? И где?

— Как где? Здесь.

— А ты соображаешь, что теперь папина доля перейдет к твоей тетке? А тебе ничего. Ни-че-го, по слогам повторил Эдик.

— Ну и что? Разве Маруся меня выгонит? Она хорошая.

— У нее ведь и другие родственники имеются. Как ты с ними уживешься?

— Какие родственники?

— Иногда мне тебя даже жалко, Егор, — грустно сказал старший брат. — Ладно, живи. Дозволяю. Только перестань подсматривать, иначе вылетишь отсюда с треском.