Остатки былой роскоши - Соболева Лариса

– Кто, Коля? – Куликовский говорил с ним как с больным.

– Да сколько раз повторять! – вспыхнул Сабельников. – Рощин же, Рощин! Ага, ты мне не веришь, да? Думаешь, мы все врем?

– Я так не думаю...

– Думаешь, думаешь! А это он есть. И неизвестно, откуда выполз. Ба! Да он же звонил мне ночью! – Николай Ефремович, вспомнив вдруг ночной звонок, аж привстал. – Я вспомнил! Он так и сказал, что взорвалась бензоколонка и должна взлететь вторая на другом конце города. Это он. Он!

– Хорошо, хорошо... – Куликовский попытался усадить в машину взволнованного мэра, но тот упрямо стоял на ногах, упираясь руками. – Мы сделаем все, что в наших силах. Ты поезжай сейчас домой, отдохни, а то плохо выглядишь. Дело заведут, будет следствие, выясним.

– И все-таки ты мне не веришь, – чуть не плача, произнес Сабельников. – И это нехорошо с твоей стороны. Я ведь мэр, административное лицо, я не могу врать.

Махнув в расстройстве рукой и усевшись наконец в машину, Николай Ефремович развернулся на сиденье к лобовому стеклу и приказал водителю ехать в администрацию, позабыв про своих помощников. Те побежали за автомобилем, размахивая руками и крича, пытаясь обратить на себя внимание. Машина не остановилась, помощникам пришлось топать до ближайшей остановки общественного транспорта. Глядя вслед машине мэра, Куликовский пробормотал:

– Врать он не может, жулик хренов. – Потом крикнул в пространство: – Заречный, ко мне!

– Я здесь, – откликнулся Степан, выходя из-за спины начальника.

– Есть у тебя что-нибудь по ожившему покойнику?

– Ничего. А вот великолепная семерка ведет себя противоестественно. Неохотно дают показания, врут, меня в упор не видят. Или мне показалось?

– Так и есть. Ты же мент, Степа, вот они брезгают.

– Странно, мною брезгают, а могилу раскапывать – нет?

– Что ты сказал? Чего раскапывать?

– Могилу. Сегодня ночью достали гроб, в котором хоронили Рощина. Заметьте, участвовала в акте вандализма вся семерка. Запаслись веревками, фонарями и лопатами. Причем пикантная подробность: первые люди города стырили на окраине во дворе одного из домов бельевые веревки. Как вам такая новость?

– С ног валит. – Куликовский обычно не выражал удивления, но не на этот раз. – Такое нарочно не придумаешь. Они точно разом тронулись. А зачем откопали Рощина?

– Между прочим, «великолепную семерку» ждало большое разочарование: Рощина в гробу не оказалось. Поэтому ответить не могу, какие цели они преследовали, доставая ящик.

Наверное, пауза Куликовского была сродни паузе мэра, когда он тому сообщил, что не одна бензоколонка взлетела на воздух, а две. Он выпучил и без того большие глаза, в которых плескалось глубочайшее изумление и абсолютное непонимание. Так он стоял с минуту, глядя на Степу. Его потряс даже не факт незаконной эксгумации – очевидно, преступные действия «столпов города» кажутся ему вполне обыденным явлением, – а исчезновение покойника. Это было уж слишком. Он тихо вымолвил:

– Рощина в гробу не оказалось? А куда же он делся?

– Ушел погулять, я так думаю, – доложил Степа.

– Так... – Рассердившись, Куликовский пошел прочь, но вернулся, и делал так после каждого следующего произнесенного предложения. – Ты, Степан, в своем уме? У нас что, завелась в городе бацилла, делающая людей помешанными? Ну эти ладно, они давно больные, хотя с медицинской точки зрения и считаются пока здоровыми. Но это тоже надо еще проверить, ведь вытаскивать из могилы гроб не придет в башку нормальным людям. Но ты! Как это – нет трупа? И перестань ржать, как дурак на поминках! – А Степа всего-то улыбнулся, наблюдая за передвижениями начальника. Тот наконец остановился и всплеснул в изумлении руками. – Как нет трупа?! Ведь он же был!

– А вот так, – развел в стороны руки Степа. – Вы зря не верите, я лично видел пустой гроб. И реакция «великолепной семерки» была неожиданная. Они, наверное, думали, когда открывали гроб, что Рощин им обрадуется, поздоровается и пожмет руки, поэтому сильно разочаровались.

– Но я был на похоронах! – заорал Куликовский. – Рощин лежал в гробу! Его закопали! Понимаешь: за-ко-па-ли! Значит, тело должно в гробу и быть!

– Был, – согласился Степа. – Многие свидетели утверждают, что на момент похорон Рощин находился в гробу. А теперь ушел.

Куликовский прищурился, пронизывая Степу взглядом насквозь, и вдруг заговорил на языке своих «клиентов»:

– Не въеду, ты «ха-ха» ловишь или в натуре болван набитый?