Награда для Иуды - Троицкий Андрей

– Вы родились в поселке Краснознаменское под Брянском? – переспросил Закиров.

– Совершенно верно, – промямлил Елисеев.

Он не отрывал взгляда от кровавых пятен на столешнице. Кровь притягивала взгляд, душу лапал холодными пальцами животный страх, а мысли катились по наезженной колее. Может статься, и с ним, Елисеевым, так обойдутся. Дверь откроет какой-нибудь мордоворот со свиным рылом и начнется… Ведь не сам же Закиров кулаки отбивает, для этого дела другие люди имеются, так сказать, высокие профессионалы и знатоки своего дела. Измордуют, проткнут печень вязальной спицей, пустят кровь из ушей. А потом отправят в камеру следственного изолятора, битком набитую сексуальными извращенцами, насильниками и убийцами, которые для начала утопят в параше его человеческое достоинство. А самого Елисеева, его самого… Господи, об этом даже думать стыдно.

В тюрьме не дадут свидания с родными или адвокатом, измордуют допросами, издевательствами и побоями. Возможно, сделав внутривенную инъекцию, намерено заразят СПИДом или сифилисом. И этот ад будет продолжаться до тех пор, пока Елисеев окончательно не сломается, душевно и физически, и не подпишет все бумаги. И только тогда его, полуживого, перенесут на носилках в тюремную «больничку». Смотреть в забранное решеткой окно, вдыхать запах хлорки и медленно подыхать под чутким надзором опытных врачей, – так пройдут последние часы его жизни.

Еще полчаса назад, переступая порог кабинета, страховщик не выработал для себя определенной тактики поведения. Еще не решил, поиграть ли в молчанку или продолжать гнуть старую линию. Теперь, увидев зловещие кровавые отметины, он принял мгновенное решение: надо рассказать все, от начала до конца, как было. Никого не выгораживая и не защищая ни себя, ни покойного брата. Авось, следователь возьмет подписку о невыезде и отпустит с богом до следующего допроса. Лишь бы не били, лишь бы не в камеру…

***

Закиров внимательно следил за блуждающим взглядом Елисеева и, кажется, читал все его мысли. Следователь испытывал тяжелую сонливость, он провел трудную ночь, и виной тому некий Иван Дормидонов, помощник кладовщика, ставший невольным свидетелем бытового убийства своего непосредственного начальника, редкостного бабника, которому ревнивая любовница перерезала ножом глотку. Как выяснилось позже, Дормидонов – кретин и к тому же законченный психопат, хоть на учете в диспансере по какому-то недоразумению не состоит.

Допрос начался в этом самом кабинете в восемь вечера, а закончился темной ночью в первой градской больнице. Беседа в прокуратуре затянулась чуть ли не до полуночи, потому что каждый простой вопрос этому идиоту приходилось повторять по пять раз. Дормидонов не понимал сути простых слов или делал вид, что не понимал. Следователь нервничал, ему хотелось встать и кулаками раздолбать физиономию Дормидонова в кровавый блин, чтобы Ваньку не валял и не выдрючивался. Закиров переходил с крика на шепот. Часто вставал, тер сжатые кулаки, но сдерживал себя волевыми усилиями, снова садился на место, старался вспомнить очередной вопрос. Однако его нервозность постепенно передавалась свидетелю.

В двенадцатом часу ночи, когда Закиров поднялся из-за стола, чтобы открыть форточку и проветрить прокуренную комнату, Дормидонов схватил со стола ножницы. Услышав какой-то непонятный металлический звук, Закиров, уже потянувшийся к форточке, мгновенно обернулся. Чик, чик… И на светлый полированный стол упал язык Дормидонова. Из разжатых пальцев вывалились конторские остро заточенные ножницы.

Свидетель, обхватив ладонями рот, что-то мычал, из-под пальцев брызгала кровь. Затем он сорвался со стула и начал носиться по кабинету, вокруг столов, сбивая на бегу стулья, поливая кровью казенное имущество и заполненные протоколы. Через десять минут весь кабинет, стол и даже стены, были залиты этой проклятой дрянью. А Закиров вместе с двумя дежурными офицерами, вызванными с нижней вахты, сбили Дормидонова с ног и заковали в наручники. Открыли кабинет заместителя межрайонной прокуратуры, потому что только там стоял холодильник, вытрясли из морозилки в целлофановый пакетик кубики льда. На эти кубики положили отрезанный язык, завернутый в другой пакетик.

«Скорую» вызывать не стали, пострадавшему засунули в рот вату и бинт, усадили на заднее сидение дежурной машины, между Закировым и капитаном внутренней службы, и приказали водителю гнать в первую градскую.