Запасной выход - Малышева Анна

– Там афишки, – пояснила она, хотя я не задавала никаких вопросов. – Маленькие глянцевые афишки – для музыкальных магазинов. Мы их рассылаем.

– Знаю, у Жени висели такие, – вырвалось у меня.

– Ну пока это не его афишки, о нем писать нечего. Это еще впереди!

Она вела машину уверенно, как будто не замечая этого. Мы углублялись в центр, петляя по пустынным кривым переулкам. Мимо промелькнула свежевыкрашенная оранжевая церковь, блеснули купола. Над садиком в конце улицы кружились вороны – я видела их силуэты в снежно-голубом небе. Но будто сквозь мутное стекло – в этот момент я вдруг поняла, что начинаю засыпать. Ничего удивительного – прошлой ночью я не уснула ни на минуту. Это было так недавно, а мне казалось, что с тех пор прошла неделя. А сколько времени прошло с того момента, как исчез Женя? По моим внутренним часам, конечно? Год, не меньше.

– Расскажите мне про Ивана, – сказала она. – Вы сказали, что он занимался музыкой? Профессионально?

Свой короткий рассказ о рок-группе, так и не добившейся успеха, я закончила к тому времени, как машина остановилась перед старинным особняком. Это было так близко от студии, что я удивилась – к чему ехать на машине, если можно с удовольствием прогуляться? Но Елена Викторовна, видимо, была не из тех, кто тратит хотя бы полчаса на бессмысленные действия. Если есть деньги на машину, нужно ее купить. Если машина появилась – на ней необходимо ездить. Так, наверное, она рассуждала.

– Я в жизни не слышала об этой группе, – сказала она, поворачивая ключ в замке зажигания и извлекая его. – А это говорит о многом. Впрочем, за всем не уследишь. Группы создаются, распадаются, это происходит каждый день. Ладно, пошли.

В ее голосе зазвучало что-то новое. Я бы сказала, расслабленное.

– Я умираю от голода, – призналась она, набирая код на двери подъезда. Дверь, кстати, была единственная на весь фасад, да и сам особняк невелик – в четыре окна в длину, в три этажа в высоту.

Подъезд очень отличался от всех виденных мною прежде. Изумительно гладкие, выкрашенные в пастельные тона стены, автоматически включившийся свет, цветы на окне площадки. Мы поднялись на второй этаж. Лифта не было. Елена Викторовна достала из сумки связку ключей и долго отпирала сложные замки на высокой, обитой серой кожей двери. Потом пригласила меня войти.

– Берите тапочки, – сказала она, указывая на подставку для обуви.

Я переобулась, продолжая разглядывать просторный холл. Квартира явно была перепланирована. Да и от всего особняка, я думаю, остались в неприкосновенности только внешние стены. Внутри все выглядело новеньким, свежим, с иголочки. И казалось, что еще пахнет краской и лаком.

– Удобства дальше по коридору, – сообщила мне хозяйка. – А я разогрею ужин.

Я вымыла руки в изумительной ванной – здесь было так здорово, что не хотелось уходить. Все было похоже на внутренность космического корабля. Серебристые стены и потолок, длинная, похожая на торпеду ванна под металл. Сантехника сверкала, краны были похожи на рукоятки пульта управления полетом. У меня возникло нечто вроде шока – я никак не могла себе представить, как Елена Викторовна, в своем добротном скучном костюме, заказывает дизайнеру подобный интерьер. Меня бы не удивил какой-нибудь дорогой кафель или зеркальный потолок, но подобный модерн… В одном я не ошиблась – на полочках возле зеркала не было никаких кремов. И никаких признаков косметики. Только мыло и шампунь.

Кухня выглядела более приземленно – плиточный пол, желтые стены и куча нового оборудования. Арсенал ножей просто поражал, и я невольно задержала на нем взгляд. На доске красовалось более двадцати предметов! И даю слово, что ни одним ни разу не воспользовались – такими они были новенькими. Да и зачем были эти ножи, если Елена Викторовна в этот момент извлекала из микроволновки разогретую пиццу?!

– Я готовлю, когда есть время, а его никогда нет, – ответила она, поймав мой взгляд. – Чему вы удивляетесь? Кстати, Надя…

Она поставила передо мной тарелку.

– Можно я перейду на «ты»? Ты все-таки очень молодая, мне в дочери годишься.

Я охотно согласилась, понимая, что это односторонний договор. Ни при каких условиях я не смогла бы называть ее просто «Лена».

– Надя, ты пиво пьешь? Лично я выпью.

Господи, кем я ее считала?! Это живой человек, а я – идиотка, которая никак не отучится судить о людях по внешнему виду! Я даже не успела сказать «спасибо», когда передо мной поставили запотевший стакан с темным пивом.