Лицензия для Робин Гуда - Соболева Лариса

Эпилог. Последний раз Юлька допустила маленький промах, это и беспокоило Дара. На одной из тусовок в туалете она застала плачущую знакомую. Та в порыве ярости поносила Фисуна на чем свет, из-за него у мужа и еще у нескольких уважаемых людей города возникли крупные проблемы на уровне жизни и смерти. Всегда осторожная Юля дала женщине координаты Дара, правда, соврала, будто записку кто-то подбросил в ее сумочку. Знакомая не проявила острого интереса к информации, но записку сунула в бюстгальтер, и женщины принялись говорить на отвлеченные темы. Все.

Герасим, высушав рассказ, потер подбородок. Он был озабочен не меньше Дара, но и не отошел еще от шока.

– Итак, ты у нас убийца... – сказал он, всматриваясь в лицо Осокина, будто искал в нем новые, незнакомые черты.

– Киллер, – поправил Дар.

– Не вижу разницы, – с досадой бросил Гера.

– Я объясню, если ты захочешь услышать. Я не выполняю заказ, если дочь надумала пришить мать, чтобы присвоить квартиру, или надоевшая жена хочет замочить изменника-мужа из ревности. Это не по моей части, я не кровожадный и не жадный. Мой принцип – отстреливать волков. Волков всегда отстреливают, когда их много. Я всегда выясняю, чем те, кого хотят убрать, эти, с позволения сказать, люди занимались, сколько они, карабкаясь вверх, истребили народу.

– Послушать тебя, так ты – современный Робин Гуд, – скептически фыркнул Гера.

– Да куда мне, – буркнул Осокин. – Все гораздо проще, Гера. Знаешь, нет у меня желания принять то, что мне определили: подохнуть медленной смертью. Когда меня посылали на смерть и на убийство одновременно в армии, то не спрашивали, хочу я туда идти или нет. Меня заставили. Не спрашивали и потом, когда за малым не убили и я стал инвалидом, хватит ли мне пенсии. Никого не интересовало мое будущее, может, и я на что сгожусь. Меня сначала использовали на полную катушку, а потом определили место: отстой. Определили те, кого я валю по заказу, ну, или подобные. Это они установили такие порядки, не я. А я умею то, чему меня научили: метко стрелять по цели. Хорошо, Гера, быть порядочным, когда тебя не загоняют в угол, а когда ты в углу, хочется дать по тем рукам, которые тебя туда толкнули. В общем, не будем языками трепать, я виноват перед тобой, каюсь. Но не больше. Перевезу ребят, и ты свободен. Или теперь откажешь им в доме?

– Не откажу, – хмуро произнес Герасим. – Юля будет жить с ними.

– Я не... – попробовала она возразить.

– Будешь! – рявкнул он. От неожиданности она вздрогнула, ведь Герасим впервые позволил себе повышенный, даже слишком резкий тон. Впрочем, он тут же его и снизил, но продолжал упрямо: – Ты будешь делать то, что я скажу. Вы тут все натворили немало, теперь желательно выжить всем, а выживают не поодиночке. Я не разделяю, Дар, твоих взглядов, но и не берусь судить тебя, это на твоей совести. Одно скажу: ты не должен был втягивать Юльку.

– Прости, если можешь, – сказал Дар и вышел.

Он понимал, что сейчас здесь лишний, Юле и Герасиму надо остаться одним.

Во время паузы обоим – и мужу, и жене – стало неуютно. Герасим молчал, потому что был обижен и недоверием, и той жуткой новостью, которую узнал случайно. И вообще он растерялся. Юля тоже молчала, не зная, что говорить.

– Ты его так любишь, что не дорожишь жизнью? – спросил тихо Герасим.

– Между прочим, жизнью я обязана ему, – сказала она. – Конечно, я люблю Дара, но это ничего не меняет. Я и тебя люблю.

– Всегда хотел это услышать и услышал, – грустно произнес он. – Правда, момент не совсем подходящий...

– Гера, прости меня, – вдруг огорошила его Юлька.

Огорошила потому, что она всегда забывала просить прощения, когда была неправа. Наверное, до сих пор она не считала себя таковой. Выходки Юльки он принимал за чудачества, небольшой сдвиг по фазе, относился к ним терпимо. Ему не пришлось пережить то, что досталось на долю Дара, Юльки, Вия, поэтому Гера всегда чувствовал себя чуточку неловко рядом с ними, хотя это глупо, что он понимал прекрасно. Но есть вещи, которые он никогда не поймет, какие б ни были причины. Герасим не принимал выбранную Даром профессию, и участие Юльки в его делах не мог оправдать ничем. Но сейчас, если он не пересилит себя и не простит, что из этого получится? Сколько той жизни, чтоб вмертвую стоять на принципах, испортить себе и им существование?

Гера протянул руку Юле, та пересела к нему на подлокотник, обняла и еще раз сказала: прости.

Глава 16

– Ну, Марьяна, давай, рассказывай еще раз и показывай, как было дело, – сказал Ипсиланти. – Но со всеми подробностями.