Пассажир без багажа - Малышева Анна

Она со школы красила свои каштановые волосы в светло-русый цвет. Пыталась увеличить объем губ с помощью светлой блестящей помады. Но больше всего ее удручал нос – довольно заметно вздернутый. Когда она была подростком, такие носы были в моде – благодаря популярной певице Сандре. И Варя пользовалась успехом у сверстников, втайне страдая и мечтая иметь идеально прямой нос, который, может быть, и не привлечет такого внимания… Ее всегда уязвляло то, что муж, делая ее фотографии, стремился как-то скрасить эту курносость. Значит, это ему не нравилось. А у Лизы нос был именно такой, о каком мечтала Варя. Эта полудетская обида, оказалось, не угасла с годами. Варя показалась себе некрасивой, всеми брошенной, никем не любимой. И к тому же старой. Она сделала несколько шагов, опустилась на скамейку возле песочницы и просидела там минут десять, ни о чем не думая, ничего не делая, пытаясь успокоиться.

«Сегодня же покрашу волосы, – думала она, разглядывая влажный серый песок у себя под ногами. – Нельзя распускаться. И еще что-нибудь с собой сделаю. Начну заниматься спортом. Буду бегать по утрам». Ей пришло в голову, что все эти меры нужно было принимать еще раньше, когда Андрей только сдружился со своей хорошенькой заведующей. Но как она могла знать, что ей угрожает какая-то опасность? Она была настолько уверена в своем муже…

Она поняла, что испытывает довольно нелепое чувство – сердится на мертвую. Попыталась убедить себя, что это по меньшей мере глупо – но ничего не вышло. Ей даже не хотелось доставать из сумки конверт, который передал Николай. «Она обо мне, видите ли, беспокоилась! – язвительно подумала Варя. – Раньше нужно было беспокоиться! И если у них с Андреем ничего не было, все равно, я уверена, что она с ним кокетничала! А вообще, здорово получается! Она сидит в том кабинете, а за дверью работает мой муж… Практически – наедине!»

Варя в этот миг вся отдалась своей злобе и постаралась забыть, что ни о каком уединении на рабочем месте не могло быть и речи. Ведь двери у помещения, где снимал ее муж, попросту не было. Неужели любовники могли встречаться под прикрытием одного черного занавеса? А запираться в кабинете у Лизы тоже смысла не имело – в любой момент мог прийти клиент, желающий видеть фотографа. Но ревновать было и больно и вместе с тем упоительно. Варя не скоро пришла в себя.

Она очнулась от весьма чувствительной прохлады. По-прежнему щедро светило солнце, но высокий шестнадцатиэтажный дом накрывал ее своей тенью. Она хотела надеть плащ, но, пошарив рядом на лавочке, обнаружила, что его нет. «Конечно, я его забыла наверху!» Варя ясно увидела свой плащ – она повесила его на ручку кресла, а убегая, после отвешенной хозяину пощечины, не вспомнила ни о чем, кроме сумки. «Значит, придется идти туда еще раз… Господи, что же я ему скажу? А вдруг он набросится и даст сдачи? Да нет… Скорее всего, он напился до бесчувствия и теперь его никакими звонками не разбудишь!»

Варя вздохнула, открыла сумку и достала конверт. Николай ее не обманул. Там действительно лежал кусок пленки – кадров на пять, не больше. И записка. Сперва Варя рассмотрела пленку на свет. Это были, вероятнее всего, те самые кадры, которые потеряли в мастерской. С двадцать седьмого по тридцать второй. Насколько Варя могла видеть на негативе, на двух из них снова был запечатлен тот самый дворик, где сфотографировался Андрей. Она узнала лужу и уходящие ввысь стены. Остальные подробности можно было различить, только отпечатав снимки. Еще два кадра были потрачены на съемку какой-то улицы, наверное, весьма живописной – иначе, зачем Андрей тратил свое время и пленку? И еще на двух Варя увидела женский силуэт. Это, несомненно, была женщина. Женщина с пышной прической, в пиджаке, судя по цвету негатива – светлом. Она была сфотографирована возле какой-то подворотни два раза. Первый раз фотограф взял ее по пояс, второй – вполоборота, в полный рост. Варя отметила, что женщина довольно полная и, несмотря на это, носит юбку, не достающую до колен.

«Что это за персонаж? – удивилась Варя. – Час от часу не легче. Какая-то баба…» Она развернула записку и углубилась в чтение. Почерк у Лизы был неровный, буквы скакали вверх-вниз, так что казалось, будто та писала, сидя в стремительно несущемся поезде. А может быть, просто спешила. Варя прочла первые строки и забыла о своих ревнивых мыслях. Записка была без обращения, без обычного приветствия и начиналась с места в карьер.