Небо над бездной - Дашкова Полина

— В наплечники зашиты бриллианты!

Продавец вежливо рассмеялся.

В соседнем отделе Федор купил куртку из прорезиненной ткани, на теплой подкладке, мягкий, широкий, сливочно белый шарф, шерстяное кепи с опускающимися ушами.

Князь ждал в кондитерской, через площадь. Рубиновые запонки и булавку он забрал заранее. Теперь получил коробку со штиблетами и сверток с костюмом.

— Слушай, дорогой, штаны мне не нужны, только пиджак, — сказал он, зачерпнул ложечкой кофейную гущу со дна чашки и оглядел Федора с ног до головы. — Ты молодец. Красиво оделся. Только почему все такое теплое? Скоро лето, смотри, запаришься.

— Лето вовсе не скоро, и я тут долго оставаться не собираюсь.

— Не собирается он! — князь насмешливо шевельнул усами. — Это, дорогой, не от тебя зависит.

— А от кого?

— От меня, — князь отправил в рот еще одну ложку кофейной гущи и облизнулся. — Ты сядь, покушай. Пирожные очень вкусные. Любишь сладкое?

— Не люблю. И вообще я не голоден.

— Сядь! — грозно повторил князь, положил ложку и впился ему в лицо самым из многозначительных своих взглядов.

Федор спокойно опустился на стул, закурил. Нижерадзе очень старался, ни разу не моргнул, белки выпученных глаз покраснели, жила вздулась на лбу. Но все напрасно. К столику подошел официант. Федор заказал себе кофе и бутерброд с ветчиной. На самом деле он проголодался и рад был, что в кафе подавали не только сладости.

— Хотите наколдовать мне расстройство желудка? — тихо спросил он князя, когда официант удалился.

— Нет, дорогой, — князь расслабился, тоже закурил. — Ты мне нужен здоровый.

«Может, я поспешил отдать ему сразу все? — подумал Федор. — Надо было отдавать частями и сначала хотя бы поинтересоваться, когда он намерен познакомить меня с доктором Крафтом».

Бокий предупреждал, что Нижерадзе — человек странный. Колдун, эзотерик. Однако деньги любит и жульничать вряд ли станет. Конечно, Федор мог бы и сам, без всякого княжеского посредничества, связаться с Эрни. Но это было слишком рискованно.

— Что молчишь, дорогой? Э, знаю, о чем думаешь. Нехорошо так думать, злые мысли отравляют душу, тело от них заживо гниет, — князь прищурил один глаз и погрозил пальцем, — успокойся, всему свое время. Доктора теперь нет в Берлине.

— Как нет? Где же он?

— Я знаю где. Надо ехать в другой город. Вот сделаю тут свои дела, сядем в поезд, поедем к доктору.

— Но послушайте, почему вы не предупредили заранее, что доктора нет в Берлине? Ведь с вами связывались, вы обещали. Вы получили гонорар, а теперь морочите мне голову!

Федор думал, что Нижерадзе вспылит, но он, наоборот, развеселился, засмеялся.

Официант принес бутерброд и кофе. Князь, продолжая тихо смеяться, проводил его взглядом, потом перегнулся через стол и прошептал:

— Морочу голову, говоришь? Да, дорогой, я хорошо умею это делать.

— Когда вы отвезете меня к доктору?

Нижерадзе откинулся на спинку стула, прикрыл глаза. Федор терпеливо ждал ответа. Наконец, зевнув во весь рот, князь произнес совсем другим, безразличным вялым голосом:

— Ты кушай спокойно, потом погуляй. В зоопарк сходи, он тут интересный. Вечером, в восемь часов, мы с тобой встретимся.

— Где?

Князь разорвал пустую папиросную пачку, достал чернильный карандаш, послюнявил, корявыми русскими буквами вывел адрес: «Гельдштрассе, 13».

— Что там? Жилой дом? Кафе?

— Кинематограф, имени этого, который его придумал, ну, как его зовут?

— Братья Люмьер.

— А, ну да, они двое придумали. Два брата. Ты умный, дорогой, смотри, не опаздывай и не забывай проверяться, за тобой тут следят, — князь поднялся, прихватил сверток с костюмом, коробку со штиблетами и быстро вышел из кондитерской.

Федор поел, расплатился за себя и за ушедшего князя, разложил на столе карту города.

Университет оказался совсем недалеко. Федор впервые воспользовался берлинской подземкой. Ему понравилась городская железная дорога. Никогда прежде он не видел ничего подобного. Берлин пронизывала сеть подземных и наземных железнодорожных линий.

Гулкий вестибюль подземки был отделан мелкой красно-желтой плиткой. Вкусно пахло разогретым металлом, резиной, угольным дымом. Сначала Федор немного запутался в этих линиях, но стоило застрять у схемы, и сразу на помощь пришла какая-то сердобольная пожилая фрау. Все объяснила, подвела к нужной платформе, дождалась нужного поезда, десять раз напомнив, на какой станции выходить и куда пересаживаться. Забавно, что обращалась она к нему «мой мальчик».

Двери закрылись, вагон тронулся. Пожилая фрау на прощанье помахала рукой и заторопилась к противоположной платформе.

Поезд с грохотом въехал в туннель. Народу было мало, напротив сидели девочки школьницы, рядом дремал, тихо похрапывая, маленький старик с аккуратной заплаткой на колене. Туманно, сквозь двойные стекла, виднелись пассажиры соседнего вагона.

«Мне все равно придется ждать, когда в конторе получат все нужные лекарства, — спокойно размышлял Федор, — этот хитрый колдун никуда не денется, к тому же Бокий предупредил, что Нижерадзе и сам по себе может оказаться весьма важным источником информации».

Да, именно так говорил Бокий и добавил загадочную фразу: не дай бог, чтобы информация от князя стала для нас решающей.

Федор спросил, что имеет в виду Глеб Иванович, но вразумительного ответа не получил. Вообще вразумительных ответов, указаний, инструкций явно не хватало. Когда Бокий готовил его к поездке, было такое чувство, что он постоянно недоговаривает. Федор гадал, что Бокий нарочно скрывает, а чего не знает, не понимает сам.

«Надеюсь на твое чутье, на твою отличную память, — напутствовал Глеб Иванович, — думай, делай выводы. За тобой будут следить, на тебя могут сильно давить. Но ты точно уцелеешь, а любого другого на твоем месте убили бы».

Федор спросил, почему Бокий считает, что его не убьют, но ответа не дождался.

И вот сейчас, в подземном туннеле, в грохочущем вагоне, в очередной раз прокручивая в голове смутные напутствия Глеба Ивановича, Федор вспомнил, как речь зашла об Осе. Бокий говорил, что мальчишка, добывая материал для своих репортажей и очерков, постоянно лезет на рожон, иногда рискует так, что волосы дыбом встают. Заводит знакомства среди контрабандистов, торговцев кокаином и морфием, фальшивомонетчиков и сутенеров. Судя по последним его публикациям, теперь Ося занялся немецким мистическим расизмом. Со своей семитской внешностью полез в самое гнездо антисемитизма.

«Его не тронут, но сам он вряд ли об этом знает».

Разумеется, Федор попросил расшифровать очередную загадочную фразу. Ответ он услышал не менее загадочный.