Фамильные ценности - Нэб Магдален

Может ли быть, что укрытие находится так далеко? Может, они пропустили очередной сигнал? Нет, вон он, немного впереди, — белый лоскут, привязанный к колючему кустарнику. Они пошли по тропе направо и через полчаса увидели еще один белый лоскут, отмечающий поворот налево. Это была уже не тропа, а туннель сквозь кусты, достаточно протоптанный, чтобы его было хорошо видно, но труднопроходимый и тернистый. Оба были в старой, толстой одежде, и ежевика цеплялась и рвала ее, пока они продирались сквозь кусты. Время от времени приходилось останавливаться и выпутываться из колючек. Когда наконец они достигли свободного участка, который был отмечен четвертым, последним лоскутом, стало совсем темно. Они молча стояли и ждали, пока мрак не окутал их так, что они перестали друг друга видеть. Молчать не было никаких причин, но они не сумели бы выговорить ни слова.

Когда раздался голос, казалось, он звучит совсем близко, только вот идти на него не имело смысла. Они очень рисковали в этой сделке, но не своими жизнями. Они могли не сомневаться, что Салис сдержит слово, однако также знали, что любое лишнее движение, фонарь, третий человек, идущий за ними, означают верную смерть. Они молча стояли и слушали.

— Завтра вечером к вам в участок позвонит женщина и сообщит о попытке украсть мопед. Она скажет, что это случилось перед ее домом. Что на дорогу прямо перед парнишкой на мопеде выскочил мужчина. Мопед занесло, и парень остановился. Она расскажет также, что на ручке мопеда висела хозяйственная сумка. Мужчина напал на парня, и завязалась потасовка. В этот момент она увидела второго мужчину, который подошел к мопеду и нагнулся, словно собирался его взять. Он покрутится у мопеда некоторое время и подсыплет растертое в порошок снотворное в старую винную флягу, которая всегда стоит в этой сумке, но женщина скажет, что не поняла точно, что он делал. Она скажет, что наблюдала за дракой. Когда драка закончится, второй мужчина уйдет. Парнишка вырвется, вскочит на мопед и уедет. На следующее утро на рассвете пролетите над Монте-делла-Кроче. Место, где удерживают жертву, будет отмечено белым сигналом. Вы найдете ее живой, а людей, которые ее удерживали, — мертвыми.

— Нет! Боже мой, Салис, не делайте этого! Я не могу пойти на такое соглашение! — вскрикнул Гварначча.

— Ну, как хотите. В таком случае, вам лучше появиться там раньше тех двоих, которые поднимаются в горы на рассвете. Если они окажутся там прежде вас и обнаружат, что не могут разбудить охранников, они быстро разберутся что к чему, поймут, что дело нечисто, и сразу избавятся от женщины. Выбор за вами. А сейчас идите. Не бойтесь, дорогу вниз найдете. Здесь вы под моей защитой. — Голос смолк. Они слышали только собственное взволнованное дыхание.

Салис не пошевелится, пока они не уйдут. Они не услышат ни звука, если только он сам не пожелает, ни единая веточка не хрустнет.

Инспектор скорее почувствовал, чем услышал, как Бини медленно и глубоко вздохнул, прежде чем заговорить:

— Может быть, теперь, после сотрудничества с нами, придешь с повинной…

— Я с вами не сотрудничаю. Я использую вас, чтобы уладить собственные дела.

— Разумеется. Понимаю. Но все равно это может облегчить твою участь, подумай…

— Чтобы вы организовали показательный арест перед телекамерами? И сколько это будет стоить?

— Я не могу… Я не уполномочен вести такие переговоры. Это я на всякий случай…

— Хватит об этом. Просто было любопытно узнать, сколько я стою. Моя семья не бедствует. Я могу позволить себе умереть свободным человеком.

— Я не хотел тебя обидеть, надеюсь, ты понимаешь…

— А я и не обиделся. Идите.

Они повернулись и стали на ощупь пробираться назад. Колючие кусты лезли в лицо, теперь они их не видели и не могли уклониться. Только ниже уровня колен путь был свободен, тропинка была расчищена для людей, передвигающихся чуть ли не ползком, так чтобы кусты скрывали их. Они поняли, что сбились с пути, когда ботинки стали застревать в густом кустарнике. Тогда из темноты раздался голос:

— Вернитесь назад. Стойте. Идите влево… Так повторялось несколько раз. Это не всегда был один и тот же голос, а они, сбитые с толку густой, влажной темнотой, не могли понять, откуда шли указания.

Оба вздохнули с облегчением, когда почувствовали, что снова стоят на тропинке, но облегчение было недолгим. Никто больше не подсказывал, куда им идти, и они без конца спотыкались.