Человек наизнанку - Варгас Фред

— Подъезжаем, — сообщила Камилла.

Солиман снял с боковины кузова мопед и поехал проверить церкви. Полуночник, прихватив бутылку сен-викторского вина, направился в кафе на центральной площади Тьена, где царили ужас и возмущение. Господи, сразу четырнадцать овец! Местные жители и не подозревали, что у них в долине могут появиться волки. А теперь по вине этих придурков из Меркантура, слышался чей-то пронзительный голос, звери расплодились и стали распространяться, как эпидемия. Скоро их будет столько, что они весь край зальют кровью. Вот что бывает, когда люди вмешиваются в жизнь дикой природы. И тут раздался другой голос, низкий и хриплый. Не знаешь — не говори, произнес голос. При чем тут эпидемия, при чем тут волки? Это один-единственный волк. Огромный волк, гигантский зверь, который прокладывает себе путь на северо-запад и прошел уже почти триста километров. Одинокий волк, Меркантурский зверь, во-от с такими клыками. Об этом недавно сообщили в новостях. А этот недоумок еще распинается здесь, ничего толком не зная! Полуночник пробился к стойке бара. Ему хотелось поговорить с пастухом, потерявшим овец, спросить, не видел ли он ночью какую-нибудь машину неподалеку от пастбища. До тех пор, пока они не отыщут машину, им не найти и Массара. А эта чертова машина как сквозь землю провалилась.

Солиман вернулся часов в пять в сильнейшем возбуждении. В небольшой часовне неподалеку от Тьена он нашел пять почти полностью сгоревших свечей, установленных в стороне от прочих и образующих букву «М». Дверной замок держался на честном слове, поэтому войти в часовню можно было когда угодно, даже ночью. Солиман собирался принести огарки, чтобы можно было снять с них отпечатки пальцев. Кажется, на воске они прекрасно сохраняются.

— Подожди, пока Жан-Батист вернется, — посоветовала Камилла.

Она листала «Каталог профессионального оборудования и инструментов», а Солиман, голый по пояс, опять стирал что-то в голубом тазике. Полуночник дремал на своей кровати в фургоне. Все ждали комиссара.

Так прошел час, никто не произнес ни слова.

Внезапно раздался оглушительный треск, и на департаментской трассе показались четыре мощных мотоцикла. Они объехали кругом грузовик и остановились в нескольких метрах от Солимана. Молодой человек с удивлением увидел, как мотоциклисты молча сняли шлемы и с издевкой уставились на него. Камилла подняла голову и замерла.

— Так-так, черномазый, — протянул один из них, — значит, хватает денег на белую женщину?

— Не боишься испачкать ее своими грязными лапами? — подхватил второй.

Солиман выпрямился, комкая в руках белье, которое он стирал в тазике. Лицо его дрожало от гнева.

— Спокойнее, обезьяна, спокойнее, — снова заговорил первый, слезая с мотоцикла. — Пожалуй, надо тебя отделать как следует. Мы сейчас тебе такое устроим, что до самой пенсии о любви и не вспомнишь.

— А потом разберемся с тобой, девочка, — добавил второй, тощий рыжеватый парень, и тоже слез с мотоцикла. — Так тебя разукрасим, что ни один мужик к тебе даже подойти не захочет, разве только черный. Чтоб впредь неповадно было.

Все четверо медленно приблизились к Солиману и Камилле. Они были в черных кожаных жилетах, надетых на голое тело, на запястьях висели толстенные цепи, на пальцах красовались массивные железные перстни с шипами. Первый, самый разговорчивый, был очень светлым блондином с толстым брюхом.

Солиман пригнулся, готовясь к нападению, и скользнул между мотоциклистами и Камиллой, прикрывая ее. Теперь в нем не было ничего детского, ничего наивного. Ярость настолько исказила его лицо, искривила губы, что он стал почти уродливым.

— Имя-то у тебя есть, обезьяна? — поинтересовался первый, играя цепью. — Я всегда предпочитаю знать, кого бью.

— Мельхиор, — злобно выдохнул Солиман.

Толстяк хмыкнул и сделал шаг вперед, а другие окружили Камиллу и Солимана, чтобы отрезать им путь к бегству.

— Тот, кто прикоснется к Великому Волхву, умрет, — внезапно раздался в тишине голос Полуночника.

Старый пастух стоял не шелохнувшись на ступеньках фургона и целился в мотоциклистов из охотничьего ружья, глядя на них с неприкрытой ненавистью.

— Умрет, — повторил он и метким выстрелом разнес бак одного из черных мотоциклов. — Таким патроном можно уложить кабана, так что шевелиться не советую.

Четверо мотоциклистов застыли в нерешительности. Полуночник надменно выставил подбородок.