Философ - Келлерман Джесси

– Сожалею о вашей утрате, – сказал я.

Она кивнула:

– И я о вашей.

Короткая пауза; затем ее муж протянул мне руку:

– Рон Карджилл.

Я представился ему, сказал:

– Прекрасное место. Жаль только, что она отказалась от церемонии.

– Таково было ее желание, – обронила доктор Карджилл.

– Да… И все-таки приятно было бы сказать ей что-нибудь на прощание.

Она снова кивнула, сунула в карман носовой платок.

– Ну что же, всего хорошего.

– Спасибо. Вам тоже. Но, э-э… доктор? Не уверен, что вам об этом известно, но Альма оставила вам драгоценное украшение.

Молчание, затем:

– Да, мне говорили.

– О, – произнес я. – Я так понимаю, вы видели, э-э…

– Видела.

И я немедля почувствовал себя идиотом. Я вовсе не собирался злорадствовать, но как еще могла она истолковать мое поведение? Вот он я – сижу на груде золота, между тем как она получила за пятнадцать лет домашних визитов всего-навсего побрякушку. И все-таки я счел ее ледяной тон не заслуженным мной. Решение-то Альма принимала, не я.

– Есть там украшение, которое вам особенно нравится? – спросил я.

Молчание.

– Не могу сказать, что я к ним приглядывалась.

– Там вещи самые разные. – Я понимал, что мне лучше заткнуться, однако остановиться не мог. – Заезжайте как-нибудь, выберите одну. Или… я вот подумал… Вы не хотите взглянуть на них?

Она уставилась на меня:

– Сейчас?

– Нет-нет-нет. Конечно, нет. Совсем не обязательно сейчас. Когда вам будет удобно.

Молчание.

– Знаете что, – неожиданно сказала она, – давайте-ка покончим с этим раз и навсегда.

Дорога до дома показалась мне чудовищно длинной.

– Дом сорок девять, – сказал я ее мужу. – В конце квартала.

– Он знает, где это, – сказала доктор Карджилл.

Поднявшись на второй этаж и открыв дверь хозяйской спальни, доктор замерла. О чем она думает, я понял мгновенно: о том, что я уничтожил все следы Альмы.

– Сюда, – сказал я, с чрезмерной ретивостью подскакивая к туалетному столику.

Там были кольца, браслеты, тончайшие золотые и платиновые цепочки; серьги с сапфирами и кулоны им под стать; жемчуг, добытый в южных морях; рубиновая брошь в виде попугая – на Альме я ничего этого ни разу не видел. Пальцы доктора Карджилл перебирали украшения, и я обнаружил вдруг, что мысленно подталкиваю ее к вещицам подешевле. В конце концов, то, что она оставит, я смогу продать, а до меня начинало доходить, что двадцати тысяч долларов мне ну никак не хватит. Нужно же будет счета оплачивать – я уже выяснил, во что это обойдется. И потом, я подумывал о покупке нового компьютера, настольного. Горбиться над крошечным экраном хорошо, когда ты знаешь, что тебя могут в любую минуту попросить очистить помещение, но домовладельцу оно не к лицу. А ведь эти штуки на деревьях не растут, верно?

В то же самое время мне было не по себе из-за моего поведения на кладбище. Не исключено ведь, что придется попросить доктора выступить в суде, обрисовать мой нравственный облик.

– Вы не стесняйтесь, берите что нравится, не обязательно только одну, – сказал я.

Губы ее снова слегка дернулись.

– Спасибо.

– Не хотите выпить?

– Нет, мне и так хорошо.

– Может быть, ваш муж захочет?

Рона Карджилла мы оставили в гостиной.

– И он перебьется.

– Ладно, – сказал я, с облегчением наблюдая за тем, как она опускает на место массивный золотой браслет. – А вот я в драгоценностях ничего не смыслю.

Она посмотрела мне в глаза и сказала:

– Да и откуда бы вам?

И мне мгновенно пришла в голову пугающая мысль: доктор Карджилл заметила изменения, которые я ощутил в себе, когда вернулся в этот дом, – когда стал его хозяином, – они, точно парша, зримо расползаются по всему моему телу. Я попытался попытаться сказать что-нибудь, но у меня перехватило горло.

Доктор снова начала перебирать драгоценности, потом поднесла к ушам серьги, взглянула на себя в зеркало.

– Мне звонили из полиции.

– Правда?..

Она кивнула:

– Спрашивали о ваших отношениях с Альмой.

Молчание.

– Хм, – выдавил я.

Молчание.

– Я сказала, что вы очень заботились друг о друге.

– Так оно и было.

Она вернула серьги назад.

– По-видимому.

Я промолчал.

Она отступила от столика, скрестила на груди руки:

– Я ничего из этого брать не хочу.