Секрет исчезающей картины - Вильмонт Екатерина Николаевна

— Ну, только если послезавтра, в воскресенье…

— А завтра после школы?

— Я не знаю… И вообще, я обещала ей никому про картину не рассказывать.

— Понял. Хорошо, я что-нибудь придумаю. Ох, Степка, сдается мне, что тут интересное дело может быть.

— Ты уже что-то придумал?

— Сам не знаю, так, бродят разные идеи…

— Валер, ну скажи… — взмолилась Степанида.

— Понимаешь, Степка, я вот думаю… Хотя что я буду по телефону это рассказывать, вот завтра после школы встретимся…

— Валер, я не доживу, и вообще после школы я завтра занята. К тете Саше съездить обещала, — с ходу соврала Степанида. — Ты уж лучше сейчас скажи.

— Попытаюсь. Так вот, я подумал… Зачем брать картину всего на несколько часов? Либо для того, чтобы кому-то ее показать…

— Показать? — ахнула Степанида. — Кому? Зачем?

— Объясняю. Предположим, кто-то задумал подменить картину копией, а оригинал продать, естественно, за огромные деньги. Найти покупателя на такую картину, да так, чтобы все было шито-крыто, не так уж просто. Но вот такой покупатель нашелся, и он хочет во что бы то ни стало своими глазами картину увидеть. Естественно, вести этого покупателя в чужую квартиру невозможно, и что из этого следует? Надо картину на час-другой изъять, а потом незаметненько вернуть…

— Что-то уж больно сложно!

— Сложно, согласен, но если проще не получается?

— Ладно, пусть так, а дальше что?

— А дальше преступник как-то подменит картину, и все дела…

— Да ну… Ерунда это, Валер. Если у того мужика есть копия, на фиг ему возвращать картину, а потом опять забирать?

— Стоп! Степка, ты вот сказала — если есть копия… А может, дело как раз в том, что копии нет! И оригинал взяли…

— Чтобы сделать копию?

— Ну да! Хотя… Черт, что-то тут не стыкуется. И впрямь непонятно… А может, ее взяли на анализ, так сказать?

— На какой анализ? — не поняла Степанида.

— Ну, Степка, сейчас ведь техника уже на грани фантастики. Допустим, картину взяли, чтобы снять все параметры: сделать спектральный анализ, всякие просвечивания там…

— Но для чего?

— Чтобы изготовить гениальную подделку и продать как оригинал! Или все-таки впоследствии подменить…

Степанида задумалась.

— Я, конечно, в таких вещах мало соображаю, — начала она немного погодя, — но эта версия мне больше нравится. Но кто это мог сделать?

— Вот умница, смотришь в корень. Это мог сделать только человек, близкий к дому, имеющий доступ, так сказать… У них там замки сложные?

— Да! Две двери и куча замков. Но у соседки есть ключи запасные.

— А что за соседка?

— Я ее знаю, очень хорошая женщина…

— Откуда ты ее знаешь?

— От Аськи, давно уже… Она мать тети-Татиной подруги, артистки Пивоваровой. Я к ней иногда захожу, она больная… Я за квартиру плачу, в аптеку иногда бегаю…

— Понятно. Только это ничего не значит, что она хорошая. А у дочки ее любые дружки могут быть. Интересно, очень интересно… А еще у кого-нибудь есть ключи?

— Натка говорит, что нету.

— Да, чувствую, придется тут голову поломать…

— Валер, погоди ломать голову, может, Натке просто все померещилось. Она знаешь, как расстроилась из-за мамы…

— Так-то оно так, но если б ей померещилось что-нибудь другое, а то пустая стенка ей померещилась, да?

— А может, ей приснилось, что картину уперли?

— И она приняла сон за явь?

— Такое бывает, я знаю! С Матильдой было! И со мной тоже… Мне приснилось, что я письмо от папки получила, так ясненько-ясненько я видела, что оно лежит в прихожей на тумбочке, а потом гляжу — нет, я даже у Матильды спросила, а она только глазами хлопает, не было никакого письма. А это мне во сне приснилось!

— Вот это больше похоже на правду. Да, точно… скорее всего, именно так и было. Тем более девчонка осталась одна, картина очень ценная, она подсознательно боится, что ее упрут… Да, Степка, боюсь, что все мои теоретические выкладки гроша ломаного не стоят и Натке твоей это просто приснилось. А жаль, дельце могло бы оказаться интересным. Ну что, может, в воскресенье увидимся, а?

— Запросто!

— Тогда я тебе завтра вечером позвоню. Договорились?

— Договорились. Пока!

После Валерки позвонила тетя Липа.

— Степушка, здравствуй!

— Здрасьте, тетя Липа.

— Степушка, хочу тебя обрадовать. Мне нынче Пивочка звонила. Они с ее мамой просто в восторге от тебя. Такая, говорят, славная, услужливая, расторопная, умненькая…

Степаниде было жутко приятно это слышать.

— Они мне тоже понравились, — ответила она. — Спасибо вам, тетя Липочка.

— Не за что. Я рада, что все довольны. И им хорошо, и тебе тоже. Ну как ты там одна, не голодаешь?

— Да что вы! Мне тут Матильда наготовила… И вообще, я ж не маленькая.

— Да большая, большая, от горшка два вершка! — засмеялась тетя Липа. — Все вы нынче невесть какие самостоятельные чуть не с пеленок. Ну, если вдруг возникнут какие-то трудности, звони, не стесняйся.

— Спасибо. Обязательно.

«Сколько все-таки хороших людей, — подумала Степанида. — Хотя и дряни всякой тоже хватает, куда денешься».

Прошло несколько дней. Степанида каждый день бегала к Юлии Арсеньевне, и они подружились. Девочка с нетерпением ждала, когда можно будет пойти туда, и с не меньшим нетерпением ждала ее Юлия Арсеньевна.

Натку Истомину Степанида видела только в школе. Она всякий раз спрашивала, как здоровье Наткиной мамы. Та отвечала, что немного лучше. А про картину Сислея они больше не говорили. Да и что говорить, если все в порядке?

Но вот однажды вечером дома у Степаниды раздался телефонный звонок.

— Степа, послушай! — узнала она Наткин голос. — Я не знаю, как мне быть…

— Натка, что стряслось?

— Понимаешь, я звоню Алке, а ее нет дома, тогда я решила тебе позвонить, ты говорила, что…

Степанида почувствовала, что Натка страшно взволнована.

— Степочка, мне сейчас позвонил один папин знакомый и попросил разрешения привести к нам одного иностранца, француза, чтобы показать ему картину! Я не знаю, что мне делать.

— А что ты ему сказала?

— Пока ничего… То есть я сказала, что должна спросить разрешения у мамы…

— А твоя мама этого человека знает?

— Знает, конечно.

— Но тогда… Может быть, она разрешит.

— Она-то, скорее всего, разрешит, но ведь она ничего не знает про тот случай…

— Натка, но мы же вроде пришли к выводу, что ничего не было?

— Степ, но я же не сумасшедшая.

— Значит, все-таки картинка пропадала?

— Значит, пропадала…

— Тогда сделай так — скажи этому дядьке, что мама тебе не позволила никого приводить в квартиру в ее отсутствие. А кстати, он знает, что твоя мама в больнице?

— Знает, да.

— А на фиг тому французу вашу картину смотреть? Чего ему так приспичило?

— Ну, он, кажется, какой-то специалист по импрессионистам, а тут неизвестная картина Сислея…

— А откуда же он про нее узнал? От этого дядьки, который тебе звонил?

— Наверное. Откуда же еще?

— Что-то мне это не нравится. Знаешь что, Натка, а у тебя из взрослых никого нет, с кем ты могла бы посоветоваться, кроме мамы, чтобы ее не волновать?

— Нет, никого…

— А вообще-то, Натка, думаю, ничего опасного тут нет!

— Почему ты так думаешь?

— Но ведь он к тебе открыто обратился с просьбой, и если бы что-то случилось, вы бы все сразу на него подумали… Он тебе не велел держать ваш разговор в тайне, никому про него не говорить?

— Нет.

— Вот видишь! Смело спроси у мамы разрешения, ничего не говоря про тот случай, и если она разрешит, то…

— А если нет?

— Знаешь, чтобы не мучиться, просто скажи ему, что мама не разрешила. И все дела. Мол, когда она выйдет из больницы или когда папа твой приедет, пожалуйста, а пока ты одна, она не разрешает. И все дела!

— Ты думаешь?

— А чего тут думать? Это же проще всего.

— А если мама узнает, что я ему наврала?

— Думаешь, он побежит к ней в больницу на тебя доносить? С какой стати? И потом, никто же, кроме нас, не знает, что с этой картиной что-то было… Нет, Натка, тут все чисто. И маму не стоит по таким пустякам беспокоить. Да это же только нормально, если мама не хочет, чтобы к ее дочке являлись какие-то неизвестные французы.

— Да, кажется, ты права, Степка. Мне такой выход очень нравится. Честно говоря, мне как-то страшновато было бы…

— Тем более. Но мне все же интересно, что он тебе на это скажет?

— А какое это имеет значение?

— Ну, если скажет — очень жаль, но ничего не поделаешь, это одно, а вот если начнет на тебя давить…

— Тогда что?

— Тогда… Тогда надо будет им поинтересоваться. А вообще-то он кто? Художник?

— Ну вроде… Дизайнер.