Званый ужин в английском стиле - Вербинина Валерия

Павел Петрович тяжело вздохнул и признался:

— Она, кажется, упоминала его имя, да я забыл. Ох, грехи наши тяжкие!

Глаза Анны Владимировны увлажнились. Ах, как бедный Павлуша переживает!

— Ничего, — ободряюще сказала она, — бог милостив. Проследи только, чтобы рядом их не посадить.

Тут выяснилось, что, по замыслу самой Анны Владимировны, жених Вареньки и госпожа баронесса как раз и должны были оказаться на соседних местах. Павел Петрович в отчаянии схватился за голову, но на помощь отцу очень своевременно пришел Митенька, высказавший весьма практичное предложение — он сам сядет рядом с баронессой, а господин барон займет его место. По другую руку от разведенной жены окажется ее родственник из индейских прерий, так что все приличия будут совершенно соблюдены.

— Ах, Митенька, какой ты молодец! — расчувствовалась Анна Владимировна и обняла сына.

По правде говоря, Митенька был готов и не на такое, чтобы спасти красавицу Амалию от мужа — наверняка тирана, деспота и самодура, каких свет не видел, но похвала была ему приятна. Он приосанился и поправил очки, а Павел Петрович бросился к доктору, который взглянул на часы и быстрым шагом направился к выходу. Судя по всему, француз собирался произвести маневр, в просторечье известный как «сделать ноги». Выражаясь более высоким штилем, он явно собирался улизнуть.

— Венедикт Людовикович! — Павел Петрович догнал де Молине уже на лестнице. — Куда же вы? Мы так на вас рассчитывали!

Доктор, явно сконфуженный, забормотал что-то о пациентах и профессиональных обязанностях, которые вынуждают его… Но от Павла Петровича не так-то легко было отделаться. Он ласково, однако же весьма твердо взял француза под локоть и, невзирая на его протесты, увлек обратно в гостиную.

— Венедикт Людовикович, я просто вам поражаюсь! Вы же сами понимаете, какой вы незаменимый человек… — Павел Петрович оглянулся на жену и позволил себе даже довольно рискованную шутку. — Вдруг барон Корф еще что-нибудь у нас разобьет? Тогда ведь нам будет не к кому обратиться за помощью… — Де Молине вновь замотал головой, но Павла Петровича было не остановить. — Хорошо, мой дорогой, хорошо! Я посажу вас рядом с нашим итальянским гостем.

— О, нет, зачем же, прошу вас! — запротестовал доктор. Но Павел Петрович не желал ничего слушать. Он пожурил доктора за бегство, подвел его к жене и спросил, нельзя ли посадить де Молине рядом с хиромантом. Однако Анна Владимировна заявила, что это невозможно, места возле итальянца уже заняты ею самой на правах хозяйки дома и графиней Толстой.

— Мы посадим вас рядом с Митенькой, — объявила она, улыбаясь своей блеклой, невыразительной улыбкой. — И баронессой Корф.

Судя по всему, доктор был вовсе не против подобного соседства, так что на том и порешили.

— Александр, — тревожно шепнула Варенька своему спутнику, когда они шли в столовую, — может быть, нам лучше уйти? Я же вижу, вам неприятно находиться… рядом с ней.

Это было явно лишнее: барон Корф терпеть не мог, когда кто-то видел его слабость. Он метнул взгляд на Амалию, которая держалась непринужденно, словно ничего и не произошло, и отвернулся.

— Уверяю вас, вы ошибаетесь, — холодно произнес офицер. — Между мной и госпожой баронессой все давно кончено.

Варенька поглядела на него тревожно. От отца, генерала Мезенцева, который многое знал о жизни двора, она слышала, что первая жена барона оказалась вертихвосткой и авантюристкой, каких поискать, и что бедный барон изрядно с ней намучился, пока развод (на который он, к слову, до последнего не соглашался) не положил конец его мучениям. Но Амалия не походила ни на авантюристку, ни на легкомысленную особу вроде графини Толстой, которую не принимают в приличном обществе. Она вообще ни на кого не походила. У нее было умное лицо, и держалась она как настоящая светская дама. Нет, Варенька была бы только рада, если бы первая баронесса Корф оказалась исчадием ада, но, если посмотреть правде в глаза, та вовсе не производила такого впечатления.

Однако если баронесса Корф и в самом деле ничем не провинилась перед своим мужем, то чем же тогда объяснить реакцию Александра при ее появлении? Варенька знала своего жениха (то есть думала, что знала). Он самый сдержанный, самый хладнокровный человек на свете, и надо было основательно потрудиться для того, чтобы заставить его голой рукой так сдавить хрустальный бокал, словно тот обыкновенная бумажка.

«Как он, должно быть, из-за нее страдал! — думала сердобольная Варенька. — Нет, наверное, жена все-таки чересчур была с ним жестока. А то, что с виду баронесса такой не кажется… Вот, к примеру, Китти Барятинская тоже в институте слыла паинькой, а на самом деле… На самом деле ужасно гадкой девушкой оказалась».

Графиня Толстая поглядела на Амалию, которая шла к столу в сопровождении своего кузена, перевела взгляд на мрачное лицо барона и глупышку-невесту рядом с ним и ласково улыбнулась Никите Преображенскому.

— Кажется, никто из них не догадается уйти, — сказала она. — Интересный вечер нам предстоит! По правде говоря, я обожаю скандалы, особенно семейные.

— Элен, умоляю тебя, — довольно кисло пробормотал молодой композитор.

— Разумеется, когда они происходят в чужих семьях, — продолжала графиня, безмятежно улыбаясь. — Скандалы в собственной семье всегда скучны, грубы и несносны…

Неподалеку от них Анна Владимировна успокаивала знаменитого хироманта, который во что бы то ни стало хотел знать, что происходит и почему тот officier[12] так разволновался при появлении дамы в изумрудном платье.

— Нет-нет, месье! — лепетала хозяйка дома. — Уверяю вас, вы ошиблись!

Беренделли шутливо погрозил ей пальцем и важно заявил:

— У судьбы от меня нет секретов. Я все равно прочту все по их ладоням, понимаете?

На самом деле, конечно, ему не требовалось даже смотреть на ладони, чтобы понять смысл происходящего. Он был почти уверен, что красавица с бархоткой на шее предпочтет покинуть дом Верховских под благовидным предлогом, но: но она уже садилась за стол между своим спутником — судя по сходству лиц, близким родственником — и сыном хозяев. Беренделли нравились храбрые женщины, и он посмотрел на Амалию с невольным уважением.

«И какого черта он на нее пялится?» — подумал, бросив взгляд на итальянца, бледный от бешенства барон Корф.

Билли же с задумчивым видом смотрел на вилки и ножи возле своего прибора. С другой стороны от Амалии Митенька Верховский на правах почти хозяина решил, что настала пора развлечь гостью разговором.

— Вы давно изволили прибыть в Петербург? — спросил он.

— Совсем недавно, — ответила баронесса.

— Кажется, вы остановились в гостинице?

Но тут в их беседу самым неучтивым образом вмешался барон Корф.

— Какая еще гостиница? — зло обронил он. — А что такое случилось с вашим особняком на Английской набережной?

— Я распорядилась переделать в нем второй этаж, — очень спокойно ответила Амалия. Но в ее глазах полыхнули уже не искры, а такие языки пламени, что даже Билли, которого они ни в коей мере не касались, малость поежился.

Иван Андреевич метнул на говорившую быстрый взгляд. На Английской набережной? Стало быть, странная молодая женщина принадлежит к высшей знати, иначе бы ей просто не удалось там поселиться.

— А как поживает ваш почтенный дядюшка? — осведомился у бывшей жены барон Корф. — Надеюсь, он в добром здравии?

— О, в прекрасном, — небрежно отвечала баронесса.

— И по-прежнему проигрывает в карты тысячи рублей? — В голосе барона сквозила неприкрытая ирония.

— Десятки тысяч, — вздохнула молодая женщина. — Еще каких-нибудь лет тридцать, и он окончательно меня разорит. — Судя по ее тону, в смысле иронии она могла дать своему бывшему мужу сто очков вперед.

Митя сделал героическое усилие вклиниться в словесную перепалку супругов.

— Вам нравится Петербург? — спросил он у Амалии.

— Вполне, — честно ответила она.

— А я собираюсь скоро поступать в университет, — отважно солгал Митенька, сам удивившись, как ему удалось не покраснеть.

— О, — протянула Амалия. — И кем же вы собираетесь быть?

— Юристом, — объявил Митенька, застенчиво глядя на нее. — Скорее всего, адвокатом, хотя я еще не уверен.

— Будете защищать преступников? — Амалия послала Билли ласковый взгляд. — Боюсь, это мне не интересно.

— Почему? — пролепетал Митенька, совершенно сбитый с толку таким неожиданным поворотом.

— Потому что куда интереснее их ловить, — отозвалась его загадочная соседка.

Но тут Павел Петрович решил, что пора произнести первый тост, и поднялся с места. Глаза всех присутствующих обратились на него.

— И мы счастливы приветствовать под нашим кровом знаменитого маэстро Беренделли, который среди своих, вне всякого сомнения, примечательных трудов, которые служат человечеству, выкроил минутку для того, чтобы… чтобы… — Оратор запутался в сложном предложении, как рыба в сетях, затрепыхался, глотнул воздуху и коротко завершил маловразумительную речь: — Словом, да здравствует маэстро!