Вся правда о небожителях - Соболева Лариса

– Отчего же, – вставил подполковник, – девушек находят в разных местах, не исключено, что их больше четырех, просто не всех нашли. Полагаю, преступники надеются, что их смерть будет признана самоубийством.

– Хе! Дураков отыскали-с! – раздраженно фыркнул Зыбин. – Похоже, ее сиятельство права, у девиц добывают кровь для каких-то надобностей, а потом выбрасывают их как собак.

Однако у Марго, натуры, редко впадающей в меланхолию, родился план, до которого не додумались мужчины:

– Нужно проследить за Аделью и войти в ту лачугу, когда она туда войдет, мы с подполковником берем на себя слежку. Да, Александр Иванович?

– Разумеется, сударыня, одну вас я не пущу в тот квартал.

Как тут не согласишься на помощь со стороны, когда нехватка людей, а со временем недостача? Быть может, в эту минуту безгрешная душа новой жертвы мучается от ужаса и боли, или завтрашний день поставит ее перед ликом смерти. Зыбин несколько раз утвердительно кивнул, хотя посылать ее сиятельство в лачугу дурно, ведь там могут оказаться преступники, поэтому он попросил:

– Сами не заходите, а пошлите мальчонку за полицией. Скажите, сударыня, почему именно эти господа вызвали у вас подозрения?

– Медьери рассказывал историю Эржебет только Мишелю и графине Шембек, они дружны, при этом была Кущева с племянницей, но графиня в отъезде. Стало быть, легенду знают те, кого я перечислила. У этих дам явные изъяны, которые, как мне думается, они хотели бы устранить, и необычное поведение.

Теперь осталось только ждать либо нового трупа, либо провидения, которое укажет на убийц.

С раннего утра он шагал вдоль забора, широко размахивая руками и бормоча нечто, понятное только ему, иногда сжимая кулаки. Иллариона, возвышенного и трепетного, с поэтическим складом ума (стишки он пописывал, конечно, про любовь к прекраснейшему ангелу), не восхищали гаснущие звезды на бледнеющем небе и рассвет, не повторяющийся никогда. Место не подходило для любования небом – петухи орали, коровы мычали, – никакой атмосферы. К тому же Илларион был взбешен и, как доморощенный романтик, жаждал удовлетворения нанесенному оскорблению даме, разумеется. Работник давно вывел лошадь с коляской, значит, Сережка вот-вот выйдет.

– Ага, идет, – процедил Илларион, приняв стойку революционера перед казнью: ноги поставил широко, подбородок поднял, руки сцепил за спиной.

Эдакую картину не заметить сложно, Сергей подошел к нему:

– Лариоська, ты чего здесь делаешь?

– Тебя жду. Вчерась твоя мамаша говорила моей, будто барышню ты привел в дом. Настеньку? Отвечай! Мадам Беата сказала, что в магазин она не придет много дней, и я догадался…

– Ну, да, Настасья в нашем доме живет.

– На каком основании? – вскипел юноша.

– Гостит.

– Я так и знал, так и знал! – заметался Илларион, делая круги вокруг Сергея. – Заманил, обманул! Я хочу видеть ее!

Поигрывая кнутом и поворачиваясь за ним, Сергей едва не расхохотался, но было в запале Иллариона помимо глупости нечто честное, искренне переживаемое, а над переживаниями грешно смеяться.

– Так она спит, – сказал он.

Илларион потряс перед ним пальцем:

– Ты насильно удерживаешь Настеньку и не даешь нам свидеться. Ты узурпатор. Я требую удовлетворения.

– Лариоська, ты либо садись в коляску, – идя к пролетке, сказал Сергей, – так уж и быть, доставлю тебя на службу, либо отстань, некогда мне. Ну, так как, едешь?

Илларион смотрел на него исподлобья, сжимая кулаки, однако вспомнил, что на службу действительно может опоздать, посему ринулся в коляску, но при этом ворчливо предупредил:

– Имей в виду, когда ты наиграешься и бросишь ее, я приму заблудшую душу и утешу на своей груди…

– Но, пошла! – Сергей стегнул лошадь, та сорвала с места, отчего Илларион неромантично завалился на сиденье.

Он ехал молча, да и Сергей разговорами его не мучил, чувствовал, что нанес душевную травму. А солнце слепило и весело играло в листве, ластилось, попадая на лицо, у Иллариона невзначай родилась метафора – «солнечный поцелуй», или «поцелуй солнца». Ну, совершенно не та обстановка для израненного сердца.

– Вылезай, приехал, – бросил ему через плечо Сергей, остановившись.

– Может, все же постреляемся? – робко предложил Илларион, спрыгивая на землю. – И тот из нас, кто останется жив…

– Да ты дурак, Лариоська, – дал волю смеху Сергей. – Стреляться дело барское, а мы с тобой не баре, и потом, я ведь застрелю тебя, а зачем мне это? В птицу на лету попадаю. Эх, Лариоська… вечером приходи, увидишь свою Настеньку. Бывай.