ФАЛЬШАК - Троицкий Андрей

Бирюков свалится на козырек подъезда и, если все случится в темное время суток, дворовая публика, выгуливающая собак и детей, даже не увидит, что произошло. Восьмой этаж, поэтому шансы остаться в живых после такого полета ничтожны. Возможно, Бирюков проживет еще несколько минут, но не более того. Труп пролежит на козырьке до утра. А Ремизов, сделав дело, выйдет во двор, сядет за руль, отгонит «жигуленок» куда-нибудь в область, в лес и сожжет. Если выпадет худший вариант и придется действовать в светлое время суток, меняется лишь маршрут отступления из подъезда. Ремизов не станет спускаться вниз, он все проделает с точностью до наоборот. Поднимется на последний этаж, оттуда по лестнице на чердак, по крыше переберется в соседний подъезд и выйдет к машине. Пусть вся эта беготня не очень нравится Ремизову, но лишних мер предосторожности не бывает. Дашкевич, отправляя его в дорогу, еще раз повторил: главное в этом деле не засветиться, не наследить.

Ремизов поехал в гостиницу, решив, что заслужил хороший отдых: за один день удалось все продумать и спланировать. Везет, так по крупному. Он позвонил Дашкевичу и коротко, используя иносказания и недомолвки, отчитался об успехах. «Наш петушок живет в высоком курятнике, – сказал он. – Чувствую, вылетит оттуда. У меня все под контролем». «А наш петушок не слишком в Москве разгулялся? – Дашкевич, как всегда, был не в настроении. – Еще день на дворе, а ты уже наверняка пузырь засосал. Ты в Москву что, за белой горячкой поехал?» «Я трезвый, – ответил Ремизов, готовый обидеться. – Ни то что капли в рот не брал, пожрать некогда». «Ладно, – смягчился Дашкевич. – Старайся».

***

Но полоса удач кончилась в тот же вечер. Ремизов, завернув в казино, неожиданно для себя вошел в раж и продул в двадцать одно почти половину денег, что Дашкевич выделил на дело. «Одни сволочи в московских казино работают, твари долбанные, – сказал Ремизов гардеробщику, помогавшему ему одеваться. – Хуже наперсточников. А на карточной раздаче вообще одни каталы, у которых в рукавах по четыре туза и картинки». В ответ старик гардеробщик сурово покачал головой. Поэтому не получил чаевых.

А на следующее утро в гостиничный номер Ремизова пожаловали администратор в сопровождении двух дюжих охранников, одетых в черные рубашки. Администратор, худой мужичок с постным лицом, объявил, что постояльцу придется немедленно собрать вещи и убраться из гостиницы по добру по здорову, иначе дело дойдет до милиции. Якобы вчера Ремизов, будучи сильно пьяным, приставал к горничной с предложениями, оскорбляющими ее женское достоинство, о чем она составила заявление на имя директора гостиницы. «Никуда не пойду, даже не подумаю, – заупрямился Ремизов, испытывающий сильнейшую мигрень. – Не имеете права меня трогать. Я народный депутат областной думы. И какое к черту достоинство у этой шлюхи? Написала бы правду, сучка, что денег мало предложил».

Охранники подхватили постояльца под руки, администратор кое-как запихал в чемодан вещи. «Уберите лапы, – надрывался Ремизов. – Вы, люди в черном, вам говорят: уберите свои кривые грабли. Я депутат, фигура неприкосновенная. Я прямо сейчас на Охотный ряд поеду, жаловаться на вас, сволочей». Но неприкосновенную фигуру заставили одеться, выпихнули в коридор и спустили на лифте в холл. Ремизов понял, что сопротивление бесполезно, станешь не по делу возбухать и рвать глотку, еще и вправду до милиции дойдет. Отвезут в отделение и проверят чемодан, где в отдельной коробочке лежали пистолет со снаряженной обоймой и два шприца с раствором героина. «Иди, иди, депутат, – администратор подтолкнул постояльца в спину. – Дуй до горы».

Весь день Ремизов торчал в московских пробках, объезжая знакомые недорогие гостиницы, но нигде не нашел одноместного номера. К вечеру, оказавшись в каком-то доме колхозника в районе ВДНХ, он сдался, согласившись терпеть рядом с собой соседа, какого-то лысого чернобрового старика. Сосед повесил бумажную иконку в углу и долго стоял на коленях, совершая молитвенный обряд. Уговаривал Бога за кого-то там заступиться. Потом повалился на скрипучую койку и захрапел.

Ровно в восемь вечера Ремизов позвонил Бирюкову по телефону и, убедившись, что того нет дома, тяжелый и усталый, занял позицию на этаже, в тамбуре рядом с общим балконом. Под полой пиджака он прятал арматурный прут, во внутреннем кармане лежала початая бутылка водки и шприц с героином, водку предстояло влить в горло художника перед тем, как сбросить его с балкона. Минута шла за минутой, час за часом, на улице стемнело, но Бирюков не шел. Проклиная все на свете, Ремизов дождался двух часов ночи, допил водку и уехал в гостиницу. Утром он подогнал «Жигули» к подъезду Бирюкова и стал ждать, уверяя себя, что когда-нибудь этот гад появится. Но художник не появлялся еще полутора суток. Утром следующего дня Бирюкова в сопровождении оперативников привезли на квартиру, где до поздней ночи шел обыск. Ремизов забеспокоился не на шутку. Выходит, что объект неизвестно за что задержан ментами, и чем кончится дело – неизвестно.