ФАЛЬШАК - Троицкий Андрей

«Будешь ждать его до тех пор, пока он не выпишется из ментовки, – сказал в телефонном разговоре раздраженный Дашкевич. – Год он не появится, и ты будешь год торчать под окнами. Пока не дождешься. А теперь попробуй навести справки о клиенте, узнай, за какие подвиги его заперли. Ты меня понял?» «Понял, – ответил Ремизов надтреснутым голосом, житье в Москве, в убогом гостиничном номере рядом с богомольным соседом, уже надоело хуже горькой редьки. – Но ты говорил, что предвидится работа и у нас на комбинате. Говорил, что будет…» «Твоя главная задача – разобраться с этим хреном, – отрезал Дашкевич. – Все остальное второстепенно». Ремизов, вернувшись в гостиницу, упал на койку и долго смотрел в потолок, гадая, чем этот художник так насолил шефу, но ни одной дельной мысли в голову не приходило. На следующий день в одном приличном кафе он встретился со знакомым ментом, но разговор не заладился. Мент неопределенно обещал навести справки, выйти на нужных людей и выяснить, за что держат Бирюкова. В каждую свою фразу он вставлял слова «если получится» и, что хуже всего, не взял аванса за работу. «Это в вашем городишке слишком тесно, чтобы знать любого задержанного или арестанта, – сказал мент, завершая вечер. – А тут такие гаврики пачками сидят. И поди разберись, что им предъявляют. Постараюсь все узнать. Если, конечно, получится».

Ремизов вернулся в гостиницу разочарованным. Ясно, на знакомого мента, избалованного большими московскими взятками, надежды нет. Этот особо стараться не станет. А главное, план, который так легко сочинил Ремизов, никуда не годился. Вероятно, его уже несколько раз видели соседи, когда он входил в подъезд и выходил из него. Видели и наверняка запомнили лицо. Но хуже другое. Многие люди, живущие на верхних этажах, выводили во двор собак, спускаясь не лифтом, а по лестнице. Собаки лаяли, учуяв незнакомца. А одна овчарка дернула поводок, толкнув дверь передними лапами, выскочила в предбанник, где, вжавшись спиной в стену, стоял Ремизов, и чуть не тяпнула его за ляжку. Когда начнется следствие, соседи по подъезду покажут, что в тамбуре несколько дней кряду торчал незнакомый мужчина, чего-то выжидая. Менты составят композиционный портрет, разошлют его по городам и весям. И пойдет, и закрутится… А ведь первая заповедь: не наследи. Все надо менять, от начала до конца. Мочиловка в подъезде отменяется. Работа оказалась труднее, чем можно было предположить. А может, во всем виноват сам Ремизов, он слишком застоялся, потерял квалификацию у сытой кормушки комбината минеральных удобрений? И сейчас не способен даже на плевое дело?

«Сука, я его достану», – пообещал он самому себе, сидя на гостиничной койке и уставившись в темное окно. – Скотина, падла, тварь долбанная". «Не богохульствуй, сын мой», – осенив себя крестным знамением, старик, натянул чистое исподнее, нахмурил кустистые брови. Он собирался отойти к вечерней молитве и уже повесил у углу складную бумажную иконку. «Да пошел ты, – ответил Ремизов. – Не воняй тут, без тебя тошно, придурок сраный, сучье отродье». «Молодой человек, вы слишком много себе позволяете…» «Ты глухой или тупой?» – Ремизов поднялся на ноги, шагнул к старику, с перепугу юркнувшему под одеяло.

***

Бирюков поболтался в зале торгового центра «Сударушка», толкнул дверь служебного входа и, не встретив никого на пути, темным коридором дошагал до двери, обитой натуральной кожей, с табличкой «приемная». Золотые буквы на черном фоне. Оказавшись в небольшой комнате с зарешеченными окнами, где за письменным столом разгадывала кроссворд секретарь, худая девушка, похожая на змею в очках, он сказал:

– Я к Евгении Дмитриевне. По личному.

Секретарь бросила журнал, посетитель показался ей человеком сомнительным, не внушавшим доверия, на языке вертелся десяток каверзных вопросов. Впрочем, секретарь относилась ко всем мужчинам подозрительно с предубеждением закомплексованной девственницы, которая мучает себя чтением криминальной хроники. На этот раз она не успела рта раскрыть, как проворный Бирюков уже скрылся в директорском кабинете. Последний раз он открывал эту дверь около года назад, заходил к бывшей жене занять немного денег, потому что за несколько месяцев задолжал за аренду студии. Через пару месяцев вернул долг, даже с процентами, подарив бывшей жене музыкальную шкатулку. Когда поднимали резную деревянную крышку, шкатулка играла «Дунайские волны». Наверное, Вера в тот же день, отдала эту вещицу кому-то из своих бесчисленных секретарш или помощников.