Остатки былой роскоши - Соболева Лариса

– Точно, – подтвердила Яна, рисуя в клетках буквы. – Думает он с закрытыми глазами, а спит с открытыми. Я сама видела. Что такое «Мьянма»?

– Всякий имеет право думать и спать, как ему нравится, – отрезал Степа. – И вот что я подумал. Фоменко застрелился; Медведкин в больнице тоже на грани, так сказать; Хрусталев заболел, говорят, серьезно; Бражник на нарах. Осталось трое. И они не выходят из кабинетов. Возможно, совещаются. Вон в окнах Сабельникова горит свет, а у Туркиной и Ежова не горит. Да, там они, у Сабельникова. О чем, интересно, совещаются?

– Что тут думать, – сказала Яна, – наверняка о том, как этого Рощина отловить и назад в гроб засунуть. А что значит «Сухая старица»?

– Правильно, они об этом мечтают, – подтвердил Степа. – Но не хочет он ловиться, что же делать? А ряды обреченных редеют. Следовательно, Рощину удается план мести. По идее, они должны что-то предпринять, сделать ответный шаг.

– Я бы на его месте этих тварей прикончил... – сказал Толик. – Между прочим, у меня тоже деньги в «Шансе» сгорели. Вот пусть и они узнают, каково терять бабки.

– Вот этого не надо, – зевнул Степа. – Не надо обсуждать преступные идеи.

Зазвонил мобильник. Степа послушал, молча отключил телефон.

– Чего такое? – не спускал с него глаз Толик.

– Сорок минут назад Хрусталев погиб в автокатастрофе. Врезался в «КамАЗ» на полном ходу. Разбился в лепешку. С места происшествия позвонили жене, жена позвонила Сабельникову, Сабельников – Куликовскому, тот – мне. В белом доме идет тройственный психоз. Значит, ситуация обострилась, в живых нет уже двоих.

– А почему ты его не арестуешь? – спросила Яна.

– Кого? – поднял брови Степа.

– Рощина.

– Яночка, я не могу арестовать привидение. Ты же сама рассказывала, как твоя знакомая видела гуляющие трупы.

– Все ты переврал. Вот так и рождаются сплетни, – надулась Яна. – Мы же втроем видели Рощина. Арестуй его, и пойдем домой отдыхать.

– Как у тебя все просто. Должен сказать, что за Рощиным, или его двойником, или его призраком сейчас охотится вся милиция. Не беспокойся, его арестуют и в гроб засунут, как ты предлагала. Я же не имею пока на него компромата. Не он же направил машину с Хрусталевым на «КамАЗ» и влепил пулю в лоб Фоменко. Кстати, они это сами. Они вообще много чего делают незаконного. Поэтому я слежу день и ночь за потерпевшими, чтоб не натворили глупостей. Ждем, когда троица выползет.

– Было бы логичней следить за Рощиным и Иволгиным, – не унималась Яна.

– Отстань, – промямлил Степа. – Мне лучше знать, за кем следить.

– А если эти в разные стороны поедут? – буркнула она.

– Не думаю. Они сейчас будут держаться монолитом. А если поедут в разные стороны, значит, разделимся на три группы и проследим, куда каждый подался. Все, дайте подумать еще, а вы следите. Они должны скоро выползти, вон свет в кабинетах гаснет. Труженики администрации домой торопятся. Значит, и «наши» скоро выйдут.

Туркина, Сабельников и Ежов не собирались выходить из кабинета. Сообщение о гибели Хрусталева едва не убило всех троих. Естественно, у каждого возникла стандартная мысль: следующим трупом буду я. Зина совершенно спала с лица, ее уже никто не назвал бы периной, до отказа набитой пухом, походила она теперь на обвислый резиновый шарик. Под глазами у Туркиной обозначились круги, кожа стала серой, а из глаз выстреливал ужас. Цвет лица Ежова можно было бы сравнить с вареной свеклой, смешанной с морковью. Глаза у Валентина Захаровича стали красного цвета – лопнули капилляры. А Сабельников вдвойне был потрясен. С одной стороны, глупая смерть Хрусталева привнесла дополнительную жуть в его душу, с другой – он выпил неимоверное количество виски, а до лежачего состояния до сих пор не добрался. Хотя черти выросли аж с пятилетнего ребенка! Новые черти не кривлялись и не плясали, они ходили по кабинету и словно что-то замышляли. Самое омерзительное – их цвет, темно-зеленый, а глазки цвета оливок, только светящиеся. Нет, это не прежние нахаленки, а настоящие злобные исчадия ада. Значит, Сабельников был потрясен втройне, и теперь его пугал не Рощин, а выросшие черти. Зина собрала мужчин вокруг стола и шепотом, опасаясь прослушивания кабинета, выложила свой план.

– Зина, ты с ума сошла! – Ежов съежился от ее предложения. – Зина, нас посадят, ты понимаешь это? Тогда карьера, почет и уважение разом рухнут. Деньги – дело наживное, а от тюрьмы не отмоешься. Как ты будешь в тюрьме сидеть, ты подумала? Да тебя там живьем сварят, изуродуют, когда узнают, что ты занимала ответственный пост. Ты чиновник, а чиновников ненавидят в тюрьме, как насильников и милиционеров.