Фамильные ценности - Нэб Магдален

— Не фиг делать из нас слуг! Привыкла, что за тобой всю жизнь убирают грязь какие-нибудь ублюдки. У нас это не пройдет! Нам и так приходится выносить за тобой дерьмо…

— Это не моя вина! — не выдержала я. Какой смысл в покорности, если тебя все равно бьют? — Вы сами привезли меня сюда и приковали! Я могла бы сходить в лес. Это не моя вина!

Казалось, сейчас он меня убьет, но в это мгновение в палатку просунулась другая черная голова.

— Что происходит? — спросил Лесоруб.

— Ничего. Выйди отсюда. Я все сделаю сам. Что сделает?

Голова исчезла. Мясник пнул меня ногой:

— Убери здесь все до крошки, мразь!

Он выбрался наружу, а я принялась счищать крошки бумажным полотенцем, смоченным минералкой. Ясно, что Мясник хотел меня ударить, потому что думал, что я богата или еще почему-то, — он всегда найдет оправдание. Глупо оправдываться: это все равно не поможет, а я скована и беспомощна. А может, он злится, потому что другие с ним не согласны? Я вспомнила тех двоих в машине.

«Без моего разрешения дотрагиваться до нее не смей! Здесь за товар отвечаю я…»

Кто же отвечает за товар тут? Чтобы это понять, надо взять себя в руки. Если они хотят получить за меня деньги, я нужна им живой. А между тем я могу умереть от чего угодно: от удара по голове, от какой-нибудь инфекции, от пищевого отравления. Я должна играть по их правилам, иначе погибну. Я надеялась, что главный здесь — Лесоруб, ведь именно он приказал Мяснику выйти из палатки.

Застежка поднялась. Появилась голова в черной лыжной маске. Я сразу узнала Лесоруба.

— Подвинься, я должен войти. — Он протиснулся мимо и лег на правый бок, лицом ко мне.

Было слишком темно, чтобы разглядеть его глаза в узкой прорези шапки. Это был мускулистый, крупный, но не толстый мужчина. Голос его звучал молодо. На боку — кобура с пистолетом.

— Ляг на бок, я должен заклеить тебе глаза.

— Нет! Прошу вас, не надо. Здесь так темно, и я обещаю не выглядывать…

— Успокойся. Это в твоих же интересах. Если ты никого не увидишь, ты не умрешь.

— Но я же все время в палатке. К тому же я понятия не имею, где мы находимся, а вы всегда в масках.

— Знаешь, как противно все время ходить в маске, так что лучше не рисковать. Да и для тебя безопаснее.

Он открыл пластиковый пакет, который достал Мясник, и начал отрывать широкую полосу марли.

— Лежи спокойно, черт возьми! — Теперь он на меня орал.

Я ведь лежу спокойно, почти не дышу. Почему же он кричит? Со мной столько времени говорили шепотом, что крик меня напугал, однако его злость была неестественной.

Затем он шепнул:

— Поверь, так безопаснее. Придержи-ка эту ткань на глазах.

Он положил мне куски марли на оба глаза, и я придерживала их, пока он резал пластырь — по одному куску на каждый глаз, потом наклеил широкую ленту от виска к виску, затем выше, ниже, снова по глазам. Сильно прижал, облепляя нос. С каждым последующим слоем мне казалось, что я слепну сильнее и сильнее, хотя это было невозможно, я ничего не видела уже после первого.

— Предупреждаю — не трогай их! Даже не прикасайся!

Я не пошевелилась. «Почему он кричит?» — думала я, а вслух произнесла:

— Обещаю, я…

Он приложил палец к моим губам и прошептал:

— Если почувствуешь, что повязка сползла, скажи мне. Если кто-то заметит, что ты пыталась отодрать ее или приподнять, у тебя будут неприятности. А сейчас — уши.

Я ужаснулась. Быть и глухой, и слепой — этого я не перенесу. Я боялась сойти с ума, а не того, что он собирался делать. Наверное, подумала я, он просто вложит в уши вату и залепит пластырем. Я почувствовала, что он шевельнулся.

— Положи голову мне на колени. — Он подвинул меня к себе, и я легла, свернувшись, как он велел. Я услышала, как открылась палатка.

— Держи. Ты должен использовать эти. Мясник. Я ощущала себя в безопасности: от Мясника меня защищала спина Лесоруба.

— Эти вставлять нельзя, забери. Ей не выдержать боли, хочешь, чтобы она рехнулась? Мы с ней тогда не справимся.

— Босс приказал.

— Ладно, давай сюда.

Молния опустилась. Лесоруб вплотную придвинул ко мне лицо, я чувствовала его кожу. Шапочки, закрывающей лицо, на нем не было.

— Пощупай-ка. — И он положил мне что-то на ладонь. — Знаешь, что это такое?

— Да. — Я тут же поняла, что это: резиновые затычки для ушей, которыми пользуются ныряльщики.

— Я не их тебе в уши засуну, а то умрешь от боли, но ты должна сделать вид, что это именно они, ясно? С ними бы ты не услышала ничего, ни-че-го. А теперь лежи спокойно.