Удар из прошлого - Троицкий Андрей

Как ни странно, кулек шевелился и даже издавал звуки, напоминающие писк подыхающей мыши. Фарш по фамилии Абрамов зачем-то полз к Белобородько, словно тот мог чем-то помочь. Пожарник застонал во сне, взмахнул рукой, стараясь освободиться от дикого видения.

Кровавый кулек исчез. Теперь Белобородько наблюдал со стороны самого себя.

Его тело висит на высоковольтных проводах. Позвоночный столб докрасна раскалился от тока. Электрические молнии пронзают мозг. И вылетают из глаз вместе с искрами. А внизу, под опорами электролинии, стоит жена Белобородько Олимпиада Кирилловна. Она посылает пожарнику, висящему на проводах, воздушные поцелуи. Мол, мысленно я с тобой. Терпи, родимый. «Сука ты, сука», – кричит в ответ жене Белобородько и выпускает изо рта электрическую молнию…

Пожарник тихо вскрикнул.

Бинты, которыми Белобородько замотали с ног до головы, вобрали в себя липкий пот, сделались насквозь влажными и горячими. Электрический кошмар с молниями и сукой женой, наблюдавшей агонию мужа, кончился. И пожарнику привиделся цветущий яблоневый сад. Он стоял среди деревьев, почему-то пахнувших не яблонями, а карболкой. Но и этот аромат казался Белобородько упоительно сладким. Из набежавшего на край неба крохотного облачка лился теплый майский дождь.

Пожарник втягивал в себя запах карболки, наблюдал, как над цветущими деревьями поднимается розовый круг солнца, и был счастлив. Только этот проклятый дождь портил всю идиллию весеннего утра. Жаркий и густой, как манная каша, дождь не приносил облегчения от жары. Белобородько задрал голову. С неба лился вовсе не дождь, а потоки крови. От кровавой влаги, пропитавшей воздух, дышалось тяжело. А солнце разгоралось все ярче, все яростнее. Вот и этот лирический сон постепенно превратился в какое-то извращение.

Захотелось проснуться. И желание незамедлительно осуществилось. Кто-то с силой пнул пожарника подметкой ботинка в зад.

Белобородько ещё не раскрыл глаз, только перевернулся с бока на спину и тут ощутил на груди неподъемную тяжесть. Будто на него навалили несколько мешков с картошкой, а сверху положили холодильник, набитый кирпичами. И ещё странное неудобство во рту, будто врач дантист запустил в глотку свою немытую пятерню и хочет вынимать руку назад. Медленно возвращаясь от наркотического сна к яви, Белобородько открыл глаза.

Лучше бы он этого не делал.

* * * *

В палате горел яркий свет. Над ним нависала темная человеческая тень. Другая тень уселась на грудь полковника. Человек так хорошо устроился, что не собирал слезать. Белобородько выразительно поморщился, дескать, выключи немедленно свет. И брысь с меня. Но его выразительную гримасу под бинтами все равно нельзя было разглядеть. Белобородько ещё воспринимал происходящее, как продолжение недосмотренного сновидения.

Пожарник дернул вниз закинутые за голову руки и тут понял, что не может пошевелить верхними конечностями. Запястья были накрепко примотаны клейкой лентой к верхней перекладине металлической кровати.

На его животе сидел незнакомый человек, средних лет грузный кавказец. Другой кавказец с забинтованной правой рукой склонился у изголовья кровати. Белобородько подумал, что перед ним врачи или санитары. И только сейчас проснулся окончательно.

Он снова дернул руками, хотел рявкнуть на этих идиотов командирским басом, обложить их матом. Что за цирк среди ночи? Но лишь проблеял что-то унизительное. Тонкое, козлиное. И чуть не захлебнулся собственной слюной. В рот спящего пожарника затолкали пару носков, видимо, выбрав самые вонючие, самые грязные. Подвязали носки на затылке веревкой, чтобы пожарник не вытолкал их изо рта языком.

Валиев нетерпеливо переминался с ноги на ногу, сжимал и разжимал кулак здоровой левой руки. Он дождался сладкой минуты возмездия. Нумердышев, усевшийся на живот пожарника, больно ударил его ладонью по забинтованному лицу. Мол, скорее просыпайся, чувак. Мы ведь по делу пришли.

Валиев выставил вперед увечную правую руку.

– Ну что, герой, узнал меня? Понравилось, чужие пальцы отстригать? – хриплым зловещим шепотом спросил он и наклонился над спортивной сумкой, стоявшей у ног.

– Му-му-му, – ответил Белобородько.

Валиев разогнулся и пощелкал садовыми ножницами прямо перед носом пожарного. Белобородько не испугался ножниц, он видел в жизни кое-что пострашнее садового инвентаря. Он испугался дикой, перекошенной нечеловеческой злобой физиономии неизвестного мужика.