Завещание веков - Левенбрюк Анри

– Он что, не может присесть, ваш громила? – спросила Жаклин, ткнув пальцем в телохранителя.

– Я схожу за стулом на кухню, – парировал Баджи с улыбкой.

Он ушел, покачивая головой.

Мы все трое очень устали и проголодались, но явились мы сюда не отдыхать, и главным было одно – ускорить наше расследование. Я решил запустить пробный шар.

– Софи сказала мне, что вы изучали одновременно математику и искусство, – вежливо произнес я, поворачиваясь к Жаклин. – Это поразительно!

– Не так уж и поразительно.

– Но все же… Как переходят от математики к истории искусств?

Баджи вернулся со стулом и сел напротив нас. Жаклин посмотрела на него с некоторым замешательством. В воздухе ощущалось напряжение. Подруга Софи, очевидно, чувствовала себя не в своей тарелке – ей было непривычно видеть в своей квартире такого громилу…

– Ну, я изучала математику и высшую, и специальную, – ответила она. – Потом защитила докторскую и тут поняла, что не смогу полностью реализовать себя в этой сфере. У меня всегда было особое отношение к математике…

– То есть?

– Трудно объяснить… Вы любите музыку?

– Да.

Софи насмешливо взглянула на меня:

– Дамьен тащится от группы «Дип Перпл»!

– Прекрасно! – возразила Жаклин. – Когда вы слушаете какой-нибудь отрывок, случается ли вам дрожать, покрываться куриной кожей? Входить почти в транс под воздействием музыки?

– Гм, да, – робко признался я и пригубил бренди из стакана.

– Что ж, как ни странно это может показаться, я испытываю нечто подобное, когда решаю сложную математическую задачу.

– Неужели?

– Да. Это вас удивляет?

– Гм, математика, знаете ли… У меня от нее скорее появлялись прыщи.

– Жаль. Для меня математика – нечто вроде религии. Это трудно объяснить, я знаю… Но, видите ли, математику так скверно преподают в школе, что все забыли о ее магии. Вот, к примеру, «Музыкальное приношение» Баха. Эта вещица – великолепный образец двусторонней симметрии.

Я глупо улыбнулся:

– То есть?

– Если хотите, это своего рода канон. Две части пьесы полностью симметричны относительно друг друга.

– Вы хотите сказать, что каждая часть являет собой полную противоположность другой? – спросил я с интересом.

– Именно. Такой своеобразный музыкальный палиндром. Это может показаться совершенно искусственным, это словно чистая математика, но вещь-то роскошная! И в сущности, здесь нет ничего удивительного. Законы гармонии – это законы физики и математики. Полное совпадение квинты со своей тоникой – это не вопрос вкуса, культуры или условных правил. Это закон природы. Две частоты совпадают, сливаются и, будучи сыграны вместе, начинают естественным образом звучать дольше. В природе есть математика, в природе есть эстетика… Искусство, подобно математике, позволяет нам распознать ритм вещей, внутреннюю структуру всех наших систем. Вы понимаете?

Она говорила с таким страстным увлечением, что я залюбовался ею, хотя и не был уверен, что вполне понимаю, куда она клонит.

– У математиков и художников одинаковый подход. Мы стараемся осмыслить мир. Открыть рутинные связи, переплетения, тайную структуру вещей.

– Понятно, – сказал я.

– В общем, именно тогда я увидела мостик между математикой и эстетикой. Совершенно очевидную связь. И вместо того, чтобы просто писать диссертацию по математике, я решила пока завершить с ней и приступить к изучению искусства. Меня сразу увлекла эпоха Ренессанса и особенно Леонардо да Винчи.

– Большая удача для нас, – вставил я.

– Вы знаете, что говорил Леонардо? Non mi legga chi non e matematico.

– Никому, кроме математика, не позволяйте читать меня, – перевел Баджи, застывший на своем стуле.

Жаклин взглянула на него с изумлением.

– Да. Короче говоря, если вы хоть немного знакомы с жизнью Леонардо, – продолжила она, – тогда мысль об очевидной связи между искусством и математикой не должна казаться вам такой уж странной…

– Нет, конечно, – согласился я. – Но мы говорим о шестнадцатом веке. Тогда в математике было нечто романтичное. Сейчас дело обстоит иначе.

– Вы заблуждаетесь! Именно это и является объектом моих исследований, дорогуша! Системы хаоса в искусстве, философии и математике.

– Как?

Она с досадой возвела глаза к потолку:

– Теория хаоса! Это величайшая революция в физике и математике после теории относительности и квантовой механики, Вы же наверняка слышали о теории хаоса?