Завещание веков - Левенбрюк Анри

Ее голова с ужасающим стуком ударилась о булыжник. И я, возможно, еще кричал, когда раздался второй выстрел. Но я уже ничего не видел. Ничего не слышал. Я только чувствовал, как падаю, падаю…

Сквозь гул в ушах пробились вдруг другие выстрелы. Беспорядочные вспышки. Ожесточенная перестрелка. Но меня здесь уже не было. Белые молнии.

Нет. Так нельзя. Так нельзя.

Внезапно меня отбросило назад. Ужасная боль пронзила грудь. Звук шагов. Крики. Снова выстрелы.

Потом тишина. И глаза мои медленно наполнились слезами. В горле застрял комок. Боль. Я помню только боль.

Потом Баджи. Его рука на моем плече.

– Пуля угодила вам в грудь.

Он говорил шепотом.

– Ее отразил бронежилет.

Сколько времени я провел здесь? Была ночь или я просто ничего не видел? Мне хотелось потерять сознание. Ничего больше не знать. Не чувствовать. Пусть только боль прекратится. Отогнать эту мысль, засевшую в голове. Эту фразу, в которой ничего нельзя изменить. Несколько лишних слов. Софи умерла.

Но теперь оставалось только это. Это и еще боль.

Двенадцать

Думая обо всем этом сегодня, я всегда поражаюсь, как сумел выжить. Никого я так не любил, как Софи, и, наверное, никогда не найду сил полюбить так вновь.

Долгое время мир продолжал существовать без меня. Я прекратил все отношения с ним, перестав быть участником или даже свидетелем происходящих в нем событий. Я превратился в жалкое подобие человека, глухонемую и слепую тень в кресле, с которого больше не вставал. Словно падение должно было продолжаться вечно. Словно эти кожаные подлокотники увлекали меня в пропасть, медленно смыкавшуюся надо мной.

Не будь Эстеллы и Франсуа, я вряд ли устоял бы перед искушением покончить с собой. Мне не хватало одного – возможности сделать это. Решимости хватало. Но они окружили меня такой заботой, словно я был больным амнезией, который медленно возвращается к жизни. Я не помогал им ни в чем. Игнорировал все протянутые ко мне руки. Думаю даже, что просто не видел их. Их любовь стала смирительной рубашкой, мешавшей взрезать вены, вот и все.

Каждый день они разговаривали со мной. Старались вернуть меня в мир живых. Сообщали, как развиваются события. Словно протягивая мне нить для спасения.

Они рассказали мне все. Я накапливал информацию с полным равнодушием и, наверное, не понимал половины из того, что мне говорили.

Мне объяснили, каким образом произошла перестрелка на кладбище. Как Софи получила пулю в затылок. Она умерла мгновенно. И будто бы совсем не страдала. Как я получил пулю. В грудь. Я выжил благодаря бронежилету. Спасибо, Баджи, но я предпочел бы сдохнуть. Я этого не сказал, хотя уверен, что они прочли это по моим глазам.

Ребятам Баджи удалось схватить двоих похитителей, прежде чем те удрали с кладбища. Убийц передали полиции. Было установлено, что они связаны с «Акта Фидеи». Кто бы сомневался. Затем началось долгое следствие силами жандармерии и полиции. Они пришли к выводу, что мой отец и отец Клэр были убиты теми же людьми, которые убили Софи. Группа безумцев, отколовшихся от одной фундаменталистской католической организации. Нечто вроде этого. Благодаря влиятельным знакомым Франсуа, меня не взяли под стражу на время следствия, а заведенное против меня дело после моего бегства из Горда было без проволочек закрыто. Со мной побеседовал психиатр, который заявил, что я нахожусь в шоковом состоянии и не могу разговаривать. Жалкий дурак. Ты просиживал задницу на психологическом факультете для того, чтобы понять это?

Но мне продолжали сообщать информацию. Как-то Франсуа прочел мне напечатанную в газете декларацию Ватикана, который официально осудил деятельность «Акта Фидеи». Эта организация была распущена. Но о ее связях с «Опус Деи» и Конгрегацией вероучения в газетах почти не писали. Возникло бы слишком много неприятных вопросов, а в этой стране у журналистов всегда поджилки тряслись.

Священник из Горда, получивший новое назначение, в первые недели присылал Франсуа письма, в которых рассказывал, как развивается ситуация в Ватикане. В Риме, как в Нью-Йорке и в Париже, были произведены многочисленные аресты, произошли некие внутренние смещения и перестановки. Какое-то время дело занимало первые полосы всех итальянских газет, но затем о нем совершенно забыли. Священник из Горда больше ничего не мог узнать. Когда он спросил вышестоящих лиц, не приложила ли руку «Акта Фидеи» к его переводу, над ним просто посмеялись и объяснили, что никаких оснований для жалоб у него нет.