Запасной выход - Малышева Анна

Павел сказал, что ему интересно. И я впервые заметила, что он действительно разглядывает меня с интересом. Вполне определенным интересом, несмотря на мои царапины, запыленные волосы и заплаканные глаза. Я призналась:

– Это все случилось потому, что мой жених мечтал о карьере музыканта. Только я думала, что это так… Детские надежды… Он из них не вырос, вот и все. Откуда же я знала, что он решится все перевернуть? Ушел, бросил меня, связался с этим продюсером, а у того репутация… – Я махнула рукой: – Все это уже не мечты, все это настоящее. И чем дальше, тем хуже. Не знаю, почему все это происходит… Ведь могло же ему повезти чуть-чуть больше? Другой продюсер, например. Никаких приключений… Если ему хотелось петь, неужели обязательно совершать убийство?! Во что он свою жизнь превращает? И свою, и мою тоже!

Я не заметила, как увлеклась и заговорила, ничего не скрывая. Как мне было это нужно! Ведь я никому не могла рассказать, что у меня на душе. Даже Елене Викторовне, хотя та была в курсе всех дел. Разве я могла пожаловаться ей на то, что потеряла Женю? Напротив, я старалась делать вид, что эта потеря мне нипочем. Что я хочу только знать правду о смерти Ивана.

В конце концов, до меня дошло, что я откровенничаю с совершенно незнакомым человеком, и я осеклась. Павел меня подбодрил:

– Ну что ж ты? Я ведь слушаю.

– Да нечего больше рассказывать, – ответила я. – Он сильно изменился. Раньше жил, как все люди… Работал в музыкальном магазине, мы с ним ходили на концерты, в кино, собирали пластинки… Мне казалось, что он счастлив.

Павел иронично кивнул, и я быстро поправилась:

– Нет, скорее, почти счастлив, потому что мечтал-то он о другом! Он жил какой-то тайной жизнью, про себя, чтобы не впасть в депрессию… Воображал себя знаменитым музыкантом! Это была игра, вы понимаете? Игра!

Он мягко сказал, что понимает.

– Понимаете? – не выдержала я. – Не думаю, что понимаете! Ради игры не убивают! А с тех самых пор, как эта его запасная жизнь стала основной… Начался такой ужас! Ну это как если бы вам заколотили парадную дверь и заставили ходить только по черной лестнице, по которой вы прежде только мусор выносили!

Павел всплеснул руками:

– Слушай, хорошее сравнение! Можно, я его использую?

– Где? – удивилась я.

– В статье какой-нибудь.

– А вы что, журналист?

Так выяснилось, что мы почти коллеги. Почти. Потому что меня никак нельзя было назвать профессионалкой. А он работал сразу в нескольких изданиях. Павел заметил:

– Надо же, свои люди везде, даже на черной лестнице. Тебе еще на работу сегодня?

Я обреченно кивнула:

– Письма читать…

– А дома этого нельзя делать?

– Я новенькая, за мной там следят.

Он вздохнул и посмотрел на часы:

– Ладно. Тогда сделаем так. Ты ложись и спи, если сможешь уснуть. А в девять… Поздно? В полдевятого я тебя разбужу, выпьешь кофе и поедешь. Подвезти тебя не смогу, уж ты прости. Машина есть, но она не на ходу. – И, помолчав, он добавил:

– И вряд ли когда-нибудь будет на ходу.

Павел вышел и плотно закрыл за собой дверь. Я еще немного посидела на краю дивана. Чувствовала себя ужасно – глаза опухли так, что свет лампы был просто невыносим. Я ее наклонила как можно ниже, сняла куртку, бросила ее на стул, разулась и легла на диван. Накрылась краем пледа. Такие старые клетчатые пледы для меня лучшее снотворное. В каждой клетке, кажется, живет свой сон… Стоит накрыться таким пледом, как сразу начинаешь куда-то проваливаться, уплывать…

Я закрыла глаза и неожиданно для себя всхлипнула. Но это было уже в последний раз. Говорят, чистая совесть – лучшее снотворное. Неправда. Побегайте ночь напролет по холодной лестнице, поворочайте тяжелые мешки, поплачьте, и вам не понадобится даже чистая совесть. Уснете и без нее.

Часа полтора-два я проспала на лестнице, минут сорок – перед приездом милиции… И около двух часов – теперь. Одна моя институтская подруга рассказывала, что спит только так, урывками. При этом великолепно себя чувствует и в период бодрствования успевает переделать кучу дел. На нее такой сон действовал превосходно. На меня – убийственно. Казалось, все силы ушли на то, чтобы открыть глаза. Ни на что другое меня уже не хватило.

Павел убрал руку с моего плеча:

– Ну и сон, завидую. Уже десять. Не смог тебя разбудить в полдевятого, просто жалко стало. Ничего страшного, между праздниками никто на работу во-время не ходит. Опоздаешь разок.

– Ох…