Воля под наркозом - Серегин Михаил Георгиевич

– Знаешь, Катя, тут такое дело… – слова давались с трудом, ощущение было такое, что я пытаюсь пешком по воде перебраться на другой берег. – Я обещал кое-что сделать… Это надолго. В общем, давай встретимся завтра. В шесть. Я перед этим позвоню.

– То есть сегодня ты не приедешь? – удивилась она.

Я промямлил:

– Я обещал, понимаешь?

– Ну что же, – из трубки потянуло холодком с примесью разочарования. – Завтра так завтра.

Раздались короткие гудки. Вот черт! Болван, недотепа! Мальчишка! Я постучал себя по лбу, начал торопливо набирать Катин номер. Над кнопкой с последней цифрой рука моя замерла. Действительно мальчишка. Подросток-переросток. Не успел принять решение, тут же на попятную. Мне же не сказали «нет, меня это не устраивает». Значит, решено – до завтра.

В коридоре я аккуратно повесил трубку на место, неторопливо прошел в комнату, сел в кресло. Чехов и Колобок выжидающе молчали. Я устроился поудобнее, положил ногу на ногу и ухмыльнулся, вспомнив почему-то тетку, грудью таранящую меня в магазине.

– Так я не понял, берем штурмом трансформаторную будку или полковник бежит за пивом?

Оба облегченно вздохнули, заулыбались. Чехов пошутил:

– Так это же ты у нас генератор нестандартных идей. Вот и сгенерируй что-нибудь эдакое, неожиданное.

– Дайте-ка подумать… Значит, так, насколько я успел разобраться в ваших штучках, караулить тебя должны около дома. Но есть реальная опасность, что будут поджидать также и в районе лаборатории?

Чехов кивнул.

– Примерно так.

Я выпустил на волю свое буйное воображение и немедленно сгенерировал потрясающую идею.

– Легко! Тезка, ты машину водишь?

– Допустим, – Крутиков насторожился.

– Тогда можно сделать вот так…

Поначалу предложение было встречено скептически.

– Ну, не знаю, – протянул Чехов. – Слишком уж как-то… нахально. И просто. Купятся ли?

– Еще как купятся! – воскликнул я с энтузиазмом, припоминая свои недавние рассуждения о шаблонности поведения. – По себе знаю. На ринге опаснее всего спарринговать с крепким и сообразительным непрофессионалом – ты подсознательно ждешь от него соблюдения правил, привычных маневров, а он этим маневрам попросту не обучен и потому способен на разные нестандартные штучки и хитрые, не боксерские, удары.

Оценка Крутикова была более категоричной:

– Чистейшей воды авантюра! Я в этом представлении участвовать отказываюсь!

– Друг называется, – мягко пожурил я его. – Пусть авантюра. Но ты сам же говорил: человек видит то, что хочет увидеть, а не то, что есть на самом деле.

Колобок удивился.

– В самом деле я так говорил? А что? Какой-то смысл в этом есть…

Через три часа бурных обсуждений, споров, дикого хохота и переодеваний мы были готовы к осуществлению плана. Время «икс» единодушно назначили на двадцать два ноль-ноль как наиболее подходящее – еще не ночь, но уже достаточно темно.

Чехов уехал первым. Следом за ним – Колобок, окинув печальным взором учиненный в квартире разгром. Себе я отвел в операции по изъятию аппаратуры роль весьма скромную и необременительную. По-моему, это было вполне справедливо – идейному мозгу коллектива положены определенные льготы и привилегии.

План, несмотря на всю его откровенную авантюрность и прямо-таки оскорбительную наглость, был осуществлен без сучка без задоринки. Правда, вплоть до момента, когда наша троица снова подтянулась к однокомнатной берлоге Крутикова, каждый из участников представления пережил немало тревожных и будоражащих кровь минут. Ни один из троих не знал, что в конкретный момент делают двое других, – ориентировались мы только на время, загодя рассчитанное по минутам. Поэтому Чехова по вполне понятным причинам терзала мысль о том, справятся ли с заданием его любители-сообщники. Меня же с Крутиковым не столько тревожило незнание полной картины происходящего, сколько раздирало подстегиваемое азартом любопытство. Поэтому первое, что мы сделали, завалившись в квартиру, – это, к недовольству Чехова, наперебой начали делиться впечатлениями.

Дело обстояло следующим образом. В двадцать сорок пять в поле зрения скучающих «следопытов» появился полковник. Он неторопливо – чтобы дать возможность всем желающим себя заметить и убедиться, что это именно он, Чехов, и есть, – прошествовал мимо припаркованного у обочины дороги «москвичонка», с непроницаемым лицом стрельнул у одного из «топтунов» сигаретку и преспокойненько поднялся к себе в квартиру.