Лети, звезда, на небеса! - Ольховская Анна

Зная, что преподаватель наблюдает за ней из окна, парочка молча двигалась к припаркованному неподалеку автомобилю.

Тихо и интеллигентно матерясь сквозь зубы, женщина в светлой куртке пару минут провозилась, заталкивая дирижабль на заднее сиденье. Затем уселась за руль и газанула с визгом покрышек, к которому добавилось повизгивание с заднего сиденья. Вопреки ожиданиям, дирижабль не взорвался, он выпускал смех постепенно.

Мои всхлипы, стоны, похрюкивания и повизгивания передались воздушно-капельным путем подруге. Саша заразилась и звонко расхохоталась.

Немецкий гаишник (или как там он у них называется), заметив в стоящей на перекрестке машине двух заходящихся в пароксизмах смеха фрау, нахмурился, вцепился в свистульку и выдал на-гора дисциплинирующую трель. Затем погрозил нам пальцем. А-а-а, зачем он это сделал!

Ведь как раз к данному моменту мы достигли состояния «только палец покажи».

В общем, когда зажегся зеленый свет, наша машина с места не тронулась. В Москве за такие фокусы нас бы сразу обматерили автомобильными гудками, и не только гудками. А здесь нас просто объезжали, изредка взмемекивая.

Полицейский, суровый до безобразия, направился к нам. Мы отделались небольшим выговором, штрафовать нас немец не стал. Фрау все-таки.

– Вот пробило на «хи-хи», – Саша уже была в состоянии вести машину, что она и сделала. – И главное – с чего? Интеллигентный, добрый, мягкий мужчина пригласил Анетку покушать. Да еще отведать местный деликатес, копыта с капустой! М-м-м!

– Прекрати немедленно! – простонала я, отдуваясь. – У меня уже все хохотальные запасы кончились, вместе с силами. А что касается мягкого мужчинки, то для меня он слишком даже мягкий. Если попытаться ткнуть его пальцем, перст утонет в складках.

– А зачем его пальцем тыкать? Или у тебя такая необычная интимная прелюдия? Оригинально!

– Александра, окститесь! – голос мой был суров и даже грозен. – Какой интим, охальница! Где Шольц, а где – секс.

– А что, лысоватые пухлые дядечки, пусть даже и заросшие рыжей шерстью, по-твоему, не смеют даже думать о сексе?!

– Ладно, Сашка, убедила. Вот ты и займись.

– Чем это, интересно?

– Эротическими забавами с толстым рыжим коротышкой. Потом поделишься впечатлениями.

– Я бы с радостью, но он на тебя запал. Наверное, потому, что ты по габаритам к нему поближе, особенно это касается животика.

– Ну хорошо, Сашуля, пользуйся своим положением, оскорбляй несчастную женщину безнаказанно! Я не собираюсь отвлекать водителя во время езды. Но езда-то скоро закончится, и вот тогда!..

– Я быстрее тебя бегаю, – ничуть не испугалась злыдня.

– От возмездия не убежишь!

– Посмотрим.

Но есть Бог на свете! Есть! Да, я сейчас не очень поворотлива, но зато смотрю себе под ноги. Ведь все утро шел дождь, и вокруг полно луж. К тому же мраморные ступеньки очень скользкие, а грохнуться мне сейчас как-то вовсе не в тему.

А вот одна прыткая козочка совсем выпала из действительности.

Саша шустро выскочила из машины, помахала мне рукой и побежала к дому. Чтобы, поскользнувшись на мокрых ступенях, с размаху шмякнуться в большую лужу.

Я даже испугалась поначалу, думала, что Саша ушиблась. Но она отделалась легким испугом и испачканной курткой.

Ну вот, теперь и я смогу надеть свою, выезжая в город. Во всяком случае, пока Сашину не принесут из чистки.

Куртки, купленные неделю назад, мы с подругой носили с удовольствием. Только когда вместе куда-то ехали, бросали жребий, кому надеть куртку, а кому – что-либо другое. Иначе нас можно было принять за клонов: почти одного роста, светловолосые, в джинсах, а моего пузика под курткой не видно.

Визит к врачу, которым я, словно щитом, отгородилась от сомнительного удовольствия в виде свиных ножек и толстого бюргера, действительно был запланирован, но не на сегодня, а на завтра. Да, врать нехорошо. А что делать?

Врача, у которого я наблюдалась в Варнемюнде, мне порекомендовала все та же фрау Мюллер. Услышав, что врач – мужчина, я попыталась сопротивляться, сработал совковый стереотип: гинекологом должна быть женщина. Но фрау Мюллер, с искренним недоумением выслушав мое невразумительное бормотание (причем «невразумительное» – это еще мягко сказано, с немецким я пока на «вы»), пожала плечами, сняла телефонную трубку и договорилась с доктором Литке о приеме.

Замечательный доктор, между прочим, очень внимательный и в то же время строгий. Заботится о моей малышке лучше меня.

Прием был назначен на десять часов утра. Обычно меня возила Саша, но сегодня к ней приехал управляющий, и подруга была занята. Пропускать визит не хотелось, права у меня были с собой, поэтому я решила съездить самостоятельно.

Да, беременным за руль нельзя, ну и что? Вожу я хорошо, дороги здесь полупустые, в центре Варнемюнде движение упорядоченное и цивилизованное. А я все-таки прошла школу московской езды, это вам не хухры и даже не мухры.

Штрафа я тоже не боюсь. Во-первых, у меня есть деньги, а во-вторых, под любимой курткой живот, как я уже упоминала, не заметен.

До клиники доктора Литке ехать было около двадцати минут. В половине десятого я взяла у Саши ключи от машины, выслушала массу ненужных наставлений и поспешила сбежать.

Оказалось, что я очень соскучилась по вождению. Если поначалу, едва сдав на права, я побаивалась сесть за руль, то позже, почувствовав машину, стала получать удовольствие от самой езды, которого лишилась, забеременев. Там, в Москве, меня за руль не пускал Майоров, здесь – Сашка.

Привет, машинка! Мы ведь с тобой поладим, верно? Сашин серебристый «БМВ» добродушно заурчал. Ой, здорово-то как! Жаль, что мало, не успела я проорать пару жизнеутверждающих песен, и вот она, клиника. Ну ничего, после приема покатаюсь по городу.

И покаталась. Это нам с «БМВ» очень даже понравилось. Но пришлось возвращаться, поскольку Сашины угрозы, любезно передаваемые мне мобильным телефоном, становились все изощреннее.

По дороге к вилле мы с «БМВ» осторожно объехали место аварии. Две покореженные машины, несколько полицейских, реанимобиль – грустное зрелище. И как они умудрились не разъехаться на практически пустом, абсолютно гладком шоссе?

Едва я поравнялась с реанимобилем, как послышалось улюлюканье свистка. Я остановила машину и посмотрела в зеркало заднего вида. Ко мне бежал один из полицейских. Он что-то горячо тараторил, так быстро, что я ничего не поняла. Попросила говорить помедленнее.

И получила в лицо обжигающе-ледяную струю какого-то газа.

Захлопнувшаяся калитка мстительно (она ведь женского рода!) прищемила Алексею пальцы. Резкая боль рванула по натянутым нервам к голове, изо всех сил стремясь разорвать в клочья мутный и вязкий туман, поселившийся там вчера.

И на какое-то мгновение у боли это получилось. Потерявшаяся в тумане способность мыслить заметила затаившуюся любовь и потянула ее следом за собой к свету. Они орали, срывая голос: «Что же ты делаешь, кретин?!!»

Алексей задохнулся, трясущимися руками попытался открыть калитку, чтобы успеть, остановить, не пускать…

Но мгновение, отведенное боли, закончилось. Липкий туман сгустился опять, опутал, разорвал и разбросал способность мыслить и любить. А заодно старательно испачкал мерзкой вонючей слизью все воспоминания об Анне. После чего, удовлетворенно булькнув, мерно заколыхался. Дело сделано.

Алексей с недоумением посмотрел на свои руки, вцепившиеся в калитку. Это еще зачем? Собрался бежать за мадам? Умолять о разрешении подбросить ее до Москвы? Тряпка, а не мужик!

Ключевые слова вытащили из тумана стихи Анны:

Алексей брезгливо поморщился. И ему когда-то ЭТО нравилось? Правда, тогда он думал, что стихи рождаются в душе умной, честной, доброй, а главное – преданной и любящей женщины. Почти три года он жил и дышал только ею. Он пил счастье полными пригоршнями и не мог напиться. А когда узнал, что скоро станет папой…

Все, хватит! Алексей до скрипа стиснул зубы, развернулся и механической походкой робота зашагал к дому. Потом, неожиданно для себя, сменил направление и свернул за угол, туда, где стоял диван-качалка.

И сам диван, и земля вокруг были изгажены разбросанными фотографиями. Алексей сел, вытащил сигареты и зажигалку и застыл. Такое с ним уже пару раз за эти сутки происходило. Вяло колыхался туман в голове, мысли и чувства тонули, не хотелось НИЧЕГО. Лень было даже пальцем пошевелить. Лень было жить.

Сколько он так проленился в этот раз, Алексей не знал. Да и какая разница-то? Спешить особо некуда, отпуск ведь. Просто стало слишком жарко. Солнце успело обойти навес над диваном и теперь с дурным энтузиазмом запекало Майорова, словно курицу-гриль. Не хватало еще схлопотать солнечный ожог! Хорош любимец миллионов будет с красной пылающей мордой, намазанной кефиром. А ты, дружочек, между прочим, этой самой мордой себе на жизнь зарабатываешь. Да, не только ею, но поберечь инвентарь все же следует. И если кто-то думает, что Алексей Майоров свихнется от тоски и перестанет выступать, то этот кто-то просчитался. Как говорится – не дождетесь!