Свадебный марш на балалайке - Южина Маргарита

Офелия что-то невнятно буркнула, раздался какой-то скрежет, а потом все стихло.

Дуся сидел на кровати, боясь шелохнуться, только глаза его беспомощно метались между толстых щек да челюсти нервно пережевывали ветчину. Это что же получается? Он, значит, приезжает в этот вертеп как спасатель, собирается своей трепетной грудью заслонять Ксению от маньяков, а она науськала придурковатую Офелию, чтобы та устроила порку? И выходит, что Офелия вовсе не полоумная, она просто выполняла волю Ксении. Интересно, как вообще ее зовут? Да и бог с ней, а вот что делать Дусе? Ясно же, что Ксения вызвала его из дома под таким глупым предлогом просто потому, что ему удалось ускользнуть без ее ведома. А он ей зачем-то нужен. Зачем? Дурной вопрос – чтобы убить! Алекс же не зря удивился, что Дуся еще живой. Но, опять же, у Ксении было достаточно времени и возможностей, чтобы грохнуть неугодного Дусю, так нет же! Она даже зачем-то занялась его фигурой и даже учила стрелять. Ни черта не ясно, поди тут разберись. Эх, если бы сейчас на кровати сидел вовсе не упитанный улыбчивый добряк Дуся, а какой-нибудь сухопарый матерый сыщик, он бы наверняка решил, что противника надо сначала изучить. Изучить привычки, послушать, чем они дышат, узнать, кто какую скрипку играет. И вообще – оглядеться. Тем более что такая возможность есть. И у Дуси имеется одно маленькое преимущество – Ксения не догадывается, что ему известно про разговор, значит, она его не опасается. А если…

Ветчина кончилась, Дуся решительно поднялся, отряхнул руки и подался опять в пищеблок. Теперь его интересовал красный перец.

Утро выдалось хмурое, вовсю лил весенний дождь, и если кого-то это и радовало, то только не Дусю. Он лежал в кровати, разбросав по одеялу толстые, как столбы, ноги, шумно дышал и мотал головой в разные стороны. Именно таким его застала Ксения, которая по обыкновению пришла будить охранника ни свет ни заря.

– Дуся… Евдоким… – негромко позвала она, насторожившись его беспрестанным дерганьем головой. – Вставай, Евдоким, пора завтракать, а потом мы едем в бассейн. Там сегодня тебя будут учить подводному плаванию.

– Ты! Отказала мне два раза… Вот такая вот зараза… – не открывая глаз, бубнил Евдоким.

– Евдоким! – уже громче позвала Ксения и пошла на крайность – запустила в комнату Филина терьериху Дусю. – Дуся, иди, буди.

Дуся привычно вскочила на белую, рыхлую грудь постояльца и, страшно зачихав, скатилась на пол.

– Что случилось? – всполошилась Ксения. – Дусенька, ты ушиблась?

Девушка дотронулась до спящего и нахмурила хорошенький лобик:

– Евдоким! Дуся! У тебя жар, проснись!

Дуся еле разлепил веки.

– Ой, что я говорю! – испугалась Ксения. – Спи! Немедленно спи! Хотя нет, просыпайся, сейчас я вызову врача!

Ксения заметалась по комнате в поисках телефона или, на худой случай, аптечки, но ничего ей под руку не попадалось.

– Дуся! Ну что делать?! Я сама никогда не болела! Ты сейчас умрешь? – чуть не плакала девица.

– Не-е-ет, – проблеял Дуся и ухватился рукой за тоненькую кисть Ксении. – Ты не беспокойся, все пройдет. Только мне нужна забота.

– А… может, тебе и правда того… к маме? – на всякий случай спросила Ксения.

– Нет, я не перенесу переездов, – скорбно сообщил Дуся и отвел глаза к стене. – Я ведь вчера как чувствовал – не хотел ехать. Но ты позвонила, и я…

– Да-да! Я помню… Дуся, ну что же делать? – присела на кровать Ксения и осторожно погладила влажную руку.

– Ты только не уходи, – дрожащим голосом пролепетал Дуся. – Мне в бреду примерещилось, что я умру сразу, как только ты выйдешь.

Ксения немедленно вскочила и с перекосившимся лицом ринулась к двери. Однако умирающий цепко ухватил девчонку за брючки, и та заголосила на весь дом:

– Марфа Николаевна! Кто-нибудь! Помогите! Здесь гражданина отпеть надо!

В дверях тотчас же появилась повариха, за ее спиной возник Макс, приплелись Толик, Витя и какая-то перепуганная горничная с пегой копной на голове. Безуспешно пытался протиснуться Алекс, но его отпихивали локтями – все считали своим долгом проводить несчастного в последний путь…

– Дак он же живой еще! – разочарованно протянула Марфа Николаевна и, почувствовав в голосе недостойные нотки, развернула бурную деятельность: – Так! Сынки! Всем выйти! Чего тут у него? Обычная простуда, сейчас никто от этого не помирает, будем лечить. Толик, сынок! Брось телефон! Не надо батюшку вызывать!

– Да я врача… – ответил ретивый помощник.

– И врача незачем! Нешто сами не управимся? Чего столпились? Макс, сынок, плесни на лоб несчастному водички похолоднее!

Алекс наконец вспомнил, что в этом доме он хозяин, и сурово рыкнул:

– Всем по местам!

Получилось так грозно, что вскочил даже Дусик, но его тут же уложили обратно.

– Толик, сынок! Иди-ка ко мне на кухню, там на полочке мед стоит… Там гречишный и липовый, принеси гречишный, – вовсю командовала Марфа Николаевна. – Ксения! Иди, тащи градусник! Захвати горчичники!

Видя, как тетушка раздает команды направо и налево, все, кого она еще не успела нагрузить заданиями, поспешили ретироваться. Алекс исчез первым. Евдокиму хоть и льстила всеобщая беготня, однако, согласно плану, чем меньше людей будет крутиться возле, тем лучше. К тому же он всерьез боялся, что его симуляцию кто-нибудь раскусит еще до того, как ему удастся кое-что вызнать. А он так старался: специально встал пораньше, залез в кипяток и долго парился, даже чай себе стащил в поллитровой баночке горячий – для градусника, перцем натерся. Теперь вот лежит красный, горячий, и совсем ему не нужно, чтобы кто-то распознал его хитрость. А ведь телесного жара надолго не хватит. Уж скорее бы Ксения притащила градусник.

– Вот, притащил, – возник Толик с медом. – Только я не знаю какой: гречишный или липовый…

– А чего знать-то! Если на рисунке нарисована липа – значит, мед липовый, а если гречиха…

– Я медведевый притащил, тут медведь нарисован.

– А, ничего, пойдет! Ксения! Горчичники принесла?

Они никак не хотели оставить девушку наедине с Дусей. И ничего интересного для следствия не говорили. А он надеялся, неужели весь этот театр зря? Хотя нет, ничего не зря, вон как Ксения возле него крутится, фиг бы она так порхала возле здорового!

– Давай лепи ему на спину! – командовала повариха. – На грудь не надо горчичники, тут у него столько жиру, не пробьет!

Дусю вертели как тряпичную куклу. Уже наляпали горчичники, обернули полотенцем, и повариха настырно тыкалась ложкой с медом в щеки болезного.

– Давай, сынок, не крути мордой-то… – ласково приговаривала она, скармливая ему уже десятую ложку.

– Пи-и-ить, – липкими губами лепетал Дуся.

– На вот, – суетился Макс и поил несчастного водой из-под горчичников, – сейчас прогреешься.

– Я не могу! – уже по-настоящему заболевал Дуся. – У меня спину жжет! Сейчас вся кожа слезет!

– Так ты подуй! – заботливо советовал Толик.

Дуся попытался изловчиться и повернуть голову назад, но подуть на спину все же не получалось.

– Пусть Ксения дует, – капризно заявил он.

Ксения от такой суеты окончательно ошалела и выполняла все как солдат-первогодка. По первому требованию больного она заскочила ему за спину и теперь раздувала щеки и имитировала ветер.

«Дремучий человек, – ласково думал про нее Дуся. – Может, ей напомнить, что в углу стоит вентилятор?»

– Все. А теперь мне нужен отдых. Мне уже гораздо лучше, но будет совсем хорошо, если Ксюша мне колыбельную споет, – кривлялся Дусик, с остервенением отрывая горчичники от спины.

Присутствующие еще потоптались, но потом нехотя потянулись к двери.

– Ксюша… Останься… – совсем слабым голосом блеял Дуся, и девчонка замялась.

– Я, конечно… Я останусь, только… Понимаешь, ко мне должна подружка прийти, мы не сильно тебе помешаем, если здесь посидим?

У Дуси екнуло где-то в животе.

– Нет-нет. Я буду спать. Я так измучился этой ночью, я боялся. А с тобой мне ничего не страшно, – безжизненным голосом проговорил Дуся и прикрыл глаза.

Теперь главным было – не уснуть по-настоящему. И он не уснул. Он пролежал неизвестно сколько, но дождался того, чего хотел, – услышал кое-что интересное.

Сначала раздался звонок по мобильнику Ксении, девушка передала, видимо, охраннику, чтобы гостей проводили прямо в комнату к Дусе. Прибыла всего одна гостья, но рот у нее работал за десятерых, и через минуту больной оглох от женского щебета.

– Ксенюшка! Привет, дорогая! И кто тебя усадил в эту комнату?! Ба! Да здесь еще что-то валяется! – восклицала незнакомая девица в узеньких брючках и с зелеными прядками на голове.

– У меня болеет охранник. И я должна… Он сказал, что умрет сразу же, как только я выйду из комнаты, – гордо похвасталась Ксения.

– Да ну, врет, наверное! Попробуй выйди, – не поверила подружка, потом не стала настаивать, ее волновало нечто более глобальное. – Слышь, Ксюш! Ты Ирке передай: чего она с моим кожаным прикидом делать собирается? Просила на один день, а сама не несет и не несет! Если оставляет, пусть деньги отдает, а нет, так я обратно в секс-шоп верну. Мне, знаешь, ей на благотворительность работать тоже не улыбается, там весь костюм из натуральной кожи, а не из какой-то крашеной клеенки!