Бог с синими глазами - Ольховская Анна

В общем, встречать меня Лешка будет дома, и, судя по его тонким и не очень намекам, пощады мне ждать не приходится. Все три дня.

Так что настроение у меня было самое радужное. А вот у Таньского…

Первую неделю после того вечера я жила в одной комнате с самым счастливым человеком на свете. Нет, на Свете, насколько я знаю, Миша. Тогда с самым счастливым человеком в мире. Правда, жила в одной комнате – это громко сказано, поскольку все ночи Таньский проводила с ним, с аниматором. В номер она заявлялась после завтрака с совершенно очумевшим лицом. Возможно, в стиле дамских романов мне следовало бы написать, что оно, лицо, было озарено неземным блаженством. Но это была бы полная чушь, поскольку блаженство, заговорщически подмигивавшее мне из глаз Таньского, было очень даже земным.

Когда моя подруга ввалилась в таком виде в наш номер в первое утро, я, естественно, тут же возжелала задушевной беседы, но Таньский, улыбнувшись, смогла выдавить из себя лишь одно слово: «Потом…» И, уютно свернувшись калачиком на своей кровати, заснула. Понимаю.

Я сходила на пляж, потом пообедала, потом прогулялась по территории с фотоаппаратом (каюсь, хотела найти аниматора и сфотографировать его для очередного репортажа Светке, но не получилось), потом позвонил Лешка, которому я вкратце, всего минут за 40, рассказала про любовную горячку Таньского. Лешка, с симпатией относившийся к моей лучшей подруге, порадовался за нее, а когда я начала ныть по поводу грядущих душевных терзаний подруги, грустным тоном сообщил мне, что на ниве ясновидения и экстрасенсорики мне пастись не стоит, иначе несварение желудка грозит не только мне, но и моим возможным клиентам. Свин!

Когда я где-то часам к трем вернулась в номер, чтобы слегка отдохнуть в кондиционированной прохладе, Таньский еще спала, причем в той же позе, что уснула.

Глазоньки моей подружки открылись лишь спустя час, когда я уже собралась идти на вечерний эротический поединок с солнцем. Вы только не подумайте, что я, следуя последним веяниям, нокаутирую светило своим обнаженным бюстом! Солнышко, бедняга, и так от созерцания этих сморщенных кирзовых сапог (а во что еще, по-вашему, может превратиться обугленная грудь?) все чаще стало прятаться за тучи. Глаза бы мои не видели – вот что это значит. Поэтому я подставляю лучам литературные части моего тела.

Так, ушла от темы. Привычка путать следы сказывается. В общем, где-то часа в четыре Таньский завозилась на кровати и, мурлыкнув, томно потянулась. Заметив, что я расхаживаю по комнате в купальнике, она поинтересовалась:

– Что, уже на пляж? А на завтраке была?

– Шо характерно, – с одесскими интонациями сообщила я, – таки уже и на обеде была.

– Не свисти, – сыто улыбнулась Таньский, – сейчас еще утро. Я и спала-то минут 15.

– Нет, вы слышали? – всплеснула руками я. – У моих тапочек сейчас начнется истерика от этой женщины! Она спала 15 минут! А 6 часов не хотите, кошка вы развратная!

– Серьезно? – попыталась удивиться моя подруга, но счастье, резвившееся на ее лице, перескакивая с одной ямочки на щеке на другую, не желало покидать так понравившуюся ему площадку, поэтому удивление, потоптавшись у входа, пожало плечами и удалилось.

– Ну что, – присела я на край кровати Таньского, – не жалеешь, что вчера меня послушалась?

– Ой, Анютик, – уткнулась носом мне в плечо подружка, – я и не знала, что такое бывает. Вернее, знала, то есть слышала, то есть читала… – совсем запуталась она.

– Но никогда не думала, что это может случиться с тобой, – улыбнулась я. – Знаю. Плавала.

– С Лешкой? – подняла на меня сияющие глаза Таньский.

– С кем же еще! – толкнула ее плечом я. – Если бы ты только знала, как я рада за тебя! Ну что, стоило ждать так долго?

– Спрашиваешь!

– А кстати, как все же зовут твоего аниматора? – женское любопытство, до поры до времени запертое мной в кладовке, просверлило-таки дырочку в дверях и просочилось на волю. – Откуда он? Почему прячется за черными очками? И вообще – почему прячется?

– Ты только не издевайся надо мной, ладно? – жалобно посмотрела на меня Таньский.

– Я что, инквизиторша, что ли? – слегка обалдела от такой просьбы я. – С какого такого перепугу я должна над тобой издеваться? И как, позволь спросить, это должно выглядеть? Иголки под ногти или утюжок?

– Ну что ты завелась сразу? Я имела в виду твой длинный язык, – перешла в наступление подруга. Это уже лучше, а то я испугалась было, что от перенакала страстей ее окончательно замкнуло, и Таньский превратилась в слезливую любительницу книжек из серии «Алая роза» или там «Вулкан любви» какой-нибудь. А что делать с такими Барби, я не знаю. Но влюбленная Таньский осталась, слава богу, Таньским и сейчас ехидно сообщала мне: – Ваш раздвоенный язык, мадам, будет похлеще плети маркиза де Сада!

– А ты откуда знаешь? Пробовала, да? Сегодня?

– В лоб дам, – пригрозила Таньский. – Нет, поступлю еще жестче – ничего не скажу! Вот.

– Запрещенный прием! – возмутилась я. – Неспортивное поведение!

– Так и нечего гадости говорить про…

– Про кого?

– Про него, – отвела глаза подруга, потом, смущенно улыбнувшись, сказала: – Знаешь, тут получилось, как в анекдоте: «Проведенная вместе ночь еще не повод для знакомства».

– Опаньки! – рассмеялась я. – Что, серьезно? Даже имени не знаешь? – Таньский покачала головой. – Так вы что, вообще друг другу слова не сказали?

– Сказали, – вздохнула подруга, – и не одно. Но не расспрашивали друг друга, понимаешь? Не важно это было для нас, пусть и звучит пошло.

– Не говори глупостей. Ничего пошлого тут нет. Успеете еще. Ну, на пляж идешь?

– Обязательно.

И мы загорали и купались. А вечером всех поклонников Таньского ждало величайшее разочарование – на дискотеку она не пришла. Сразу после вечернего шоу она ушла со своим аниматором. И так продолжалось все это время. Общались мы с ней только во второй половине дня, но от моих вопросов про личность ее мужчины Таньский ловко уходила. Я не думаю, что она до сих пор ничего не знала о нем, но рассказывать не хотела. И я перестала спрашивать, прекрасно понимая, что существует какая-то причина для такого поведения. В том числе и для черных очков, прячущих не бельмо, не уродство, не шрамы, а невозможно красивые ярко-синие глаза, которые мне, да и остальным зрителям удалось увидеть во время одного из вечерних шоу. Аниматор вел конкурс «Мисс Отеля», в котором участвовали пять экспансивных дамочек разных национальностей. Победила разбитная хохлушка, очень сдобная и пышная пампушечка без комплексов. И вот, когда аниматор, ради победительницы перешедший на русский язык (который, как оказалось, он знал очень даже неплохо), объявил:

– А теперь главный приз нашего конкурса! Это… – повернулся он к помощнику, вынесшему бутылку шампанского, но тут хохлушка подскочила к аниматору и с криком:

– Ты – мой главный приз! – сорвала с него очки и, восхищенно завизжав, влепила бедняге поцелуй.

Ее оттащили, конечно. Правда, для этого понадобилось пять аниматоров и двое мужчин из зрителей. А женщины были солидарны с хохлушкой, потому что без очков мужчина Таньского оказался просто сумасшедше красивым. Черные брови вразлет, густющие ресницы и синие-синие глаза. И я успела сфотографировать все это счастье! Обычно я не беру с собой на эти шоу фотоаппарат, но именно сегодня чутье настоящего папарацци заставило меня притащить этот мешающий кусок пластика. Как знала! Правда, меня слегка смутила реакция Таньского, которая, увидев, что я фотографирую ее мужчину, возмущенно протянула руку к моей камере:

– Отдай!

– Ты что, обалдела? С какой это радости?

– Не надо его снимать!

– Почему? Наоборот, потом, дома, хоть будет тебе на что посмотреть, вспомнить.

– Мне не нужна фотография, чтобы помнить, – мрачно проговорила Таньский и на этот раз жалобно попросила: – Ну пожалуйста, ну отдай, я не хочу, чтобы были его фото.

– Да почему? – начала злиться я. – Можешь мне внятно объяснить?

– Нет, не могу. Сейчас не могу, – отвернулась Таньский. – Ты не сердись, я тебе дома все объясню. Только обещай, что уберешь эти кадры из фотоаппарата.

– Ладно, – пожала плечами я. – Но дома, милочка, тебе очень многое придется мне рассказать.

– Куда я денусь, – обреченно вздохнула та.

А пока мы препирались, на сцене навели порядок. Аниматор, снова нацепивший свои очки, с опаской вручил окруженной его коллегами (так, на всякий случай) хохлушке шампанское, шоу закончилось, и все разошлись.

Я, разумеется, как и обещала, удалила кадры с аниматором из камеры. Но перед этим отправила все же парочку Светке, уж очень ей хотелось видеть героя моих репортажей. Про странное поведение Таньского сообщать не стала, зачем? Светка в ответном письме порадовалась за нее, повосхищалась ее мужчиной, но и все. И проехали. По-вашему, заместителю директора металлургического комбината больше заняться нечем, как только чужих мужчин всем показывать?