Бог с синими глазами - Ольховская Анна

Хали оделся и пошел к себе. О болтовне уборщиков он забыл почти сразу. Пока не услышал практически то же самое от менеджеров, потом охранников, а потом и сотоварищей-аниматоров. Вся мужская часть персонала взахлеб обсуждала одну и ту же женщину. И каждый надеялся привлечь внимание недоступной незнакомки именно к себе.

Всеобщий ажиотаж заинтересовал Хали. Ему захотелось увидеть эту покорительницу мужских сердец. Или не сердец? А, не важно. Вот сегодня вечером и полюбопытствуем.

Ну да. Полюбопытствовал. Со вкусом так расположился, договорившись с диджеем. Столик приволок, стул, напитками запасся и приготовился смотреть увлекательный спектакль. Собственно, пользовался он любезностью Али не впервые, очень уж забавно было наблюдать за ритуальными танцами отдыхающих. Сам Хали на танцпол не выходил никогда, инстинкт самосохранения прочно занимал свою позицию с пистолетом у виска.

В этот вечер начало дискотеки мало чем отличалось от уже виденных раньше. Хали никого не расспрашивал о незнакомке и потому понятия не имел, как она выглядит. Тем интереснее было наблюдать сегодня за танцующими. Пока никто особо не привлек его внимания.

Хали взял со стола стакан с коктейлем и отвернулся от пульсирующего танцпола. Там было все скучно. Звездное небо казалось гораздо более привлекательным.

И вдруг… Хали до сих пор не мог найти определения своим ощущениям. Тогда он просто не задумывался об этом, а сейчас… Сейчас он знал одно – никогда еще с ним не происходило ничего подобного. В спину словно ударил порыв солнечного ветра, вызвав волну мгновенной дрожи, прокатившейся по всему телу. Хали едва удержал стакан с напитком. Словно магнитом его развернуло в сторону танцпола. И не было никакой угадайки-узнавайки. Все существо Хали – душа, мысли, эмоции, желания, – все это рванулось к одной-единственной женщине, появившейся сейчас на танцполе. Наверное, все же легенда об андрогинах вовсе не выдумка, потому что Хали в этот момент абсолютно точно знал – теперь, только теперь он сможет жить, дышать, существовать полноценно. Он даже толком не мог рассмотреть эту женщину, поскольку занят был только одним – с трудом удерживал себя на месте, боролся с желанием броситься туда, к ней, прикоснуться, заглянуть в глаза, ощутить счастье узнавания.

Но нельзя, нельзя. Так и напугать можно, с ней-то вряд ли происходит что-то подобное. Хотя… Хали почему-то был уверен в обратном. Почему? Логически объяснить и аргументировать свою уверенность научными фактами он не смог бы, все шло на другом уровне, уровне сердца, уровне души.

Дискотека закончилась как-то слишком быстро в этот вечер. Постепенно все потянулись к выходу. Хали не трогался с места, он не знал, что же ему делать теперь, как жить? Его безумно тянуло туда, к ней, но разум, железной хваткой вцепившись в метавшуюся душу, тупо твердил одно: «Нельзя! Вспомни, почему ты здесь! Не смей!»

Хали боролся. Долго. Целых два дня.

Дверь ворчливо и медленно, словно разбуженная старуха, заскрипела, открываясь. Хали, даже не делая попыток подняться, лишь повернул голову навстречу тому самому офицеру, который арестовывал его. За спиной старшего маячили тревожно-любопытные физиономии охранников.

Полицейский какое-то время молчал, усиленно сверля Хали суровым взглядом. Но сегодня его коронный номер не удался, арестованный, вместо того чтобы вскочить и дрожащим голосом начать лепетать что-то бессвязно-умоляющее, продолжал валяться на нарах. Да еще и разглядывать вошедших так оскорбительно-равнодушно! Какой-то неправильный арестованный попался, надо его проучить.

Офицер, дернув левым усом, напыжился и коротко рявкнул:

– Встать!

– Кому? – вежливо поинтересовался Хали.

Полицейский, уже набравший полную грудь воздуха для следующего рявка, запнулся, и вместо грозного и устрашающего приказа на волю вырвался несолидный писк, словно из плохо завязанного воздушного шарика. Хали с любопытством наблюдал за происходящим, надеясь, что и сам офицер сейчас запрыгает по камере, как тот самый шарик. Увы, надежда не оправдалась. А полицейский, цвет лица которого вытащил из памяти Хали забавное словечко «пурпур», резко повернулся к подчиненным и обрушил на их привычные ко всему, кроме мыслей, головы невразумительный приказ. Для Хали невразумительный, те же моментально бросились исполнять. Значит, поняли. Наверное, все же в полиции давно разработан свой, личный язык, собственный эсперанто.

Толкая друг друга от избытка служебного рвения, охранники подбежали к нарам, мигом подняли неправильного арестованного, заломили ему руки за спину и защелкнули наручники.

Хали снисходительно улыбнулся и повернулся к офицеру:

– До чего же, ребята, у вас скудная фантазия! Второй раз с вами сталкиваюсь, и опять тот же убогий сценарий – схватить, скрутить, сковать. Неужели самим не надоело? Разнообразили бы хоть чем-то, ну не знаю – определенной песней, что ли, или ритуальным танцем. Если хотите, я могу помочь, я ведь все-таки аниматор.

– Заткнись, умник! – увесистым тычком поприветствовал почки Хали полицейский. – Пошел! Ты такой же аниматор, как я – наложница султана Брунея!

– Да неужели? – поднял брови Хали, с трудом пряча боль. – И вы продолжаете работать? Прелесть что такое!

– Молча-а-а-ать! – полоснула дубинкой прямо по забинтованной спине разъяренная прелесть.

На этот раз боль скрыть не удалось, слишком уж она была большая. Просто огромная. И выражение «боль ослепила его» оказалось правильным. На секунду Хали действительно ослеп, дыхание прервалось, чтобы продолжиться хриплым стоном. Повязка на спине стала липко-мокрой. А на посветлевшем и умиротворенном лице офицера расцвела довольная улыбка.

Хали стиснул зубы, чтобы не позволить топавшим ногами от ярости словам вырваться наружу. Иначе этот славный служитель закона с наслаждением продолжит воспитательный процесс, а превращаться в хорошо отбитый кусок вырезки из-за своего длинного языка было глупо. Надо сосредоточиться на том, как выйти отсюда, а не тешить свое самолюбие.

Каждый шаг отдавался пульсирующей болью в спине, но Хали шел молча. Эффект неожиданности сработал лишь раз, а потом терпеть стало легче. Вот только полностью пропитавшаяся кровью повязка неприятно липла к спине, добавляя дискомфорта. Ну что же, не в частной клинике в Швейцарии находишься, дружочек, привыкай.

Встречавшиеся по пути полицейские смотрели на Хали с гневом и презрением, что, если честно, слегка смутило его. Причина таких эмоций была ему не совсем понятна. Да что там – совсем не понятна! Если даже его и узнали – какое дело местной полиции до событий полугодовой давности, к тому же имевших место во Франции?

Наконец они остановились перед какой-то дверью, ничем не отличавшейся от остальных, расположенных дальше по коридору. Сопровождавший Хали офицер постучался. Изнутри что-то ответили все на том же местном эсперанто. Полицейский открыл дверь и втолкнул Хали дубинкой, приглашая посетить сие райское местечко.

Хали переступил порог и остановился, осматриваясь. Самый обычный кабинет – стол, стулья, персонаж за столом, окно. Правда, окно было не совсем обычное, а зарешеченное.

Персонаж за столом был одет в цивильное, и потому определить, кто перед ним, Хали не мог. Самый обычный на первый взгляд чиновник – лет 50, черные с проседью волосы, обрюзглый животик и одутловатое лицо, при одном взгляде на которое хотелось налить страдальцу пива. Но когда «страдалец» посмотрел на Хали в упор, наливать пиво сразу расхотелось. А захотелось найти какую-нибудь палку с рогаткой на конце, чтобы прижать голову этой змеюки к столу. Пусть потом бьет хвостом и обвивается вокруг палки – главное, нейтрализовать ядовитую гнусь.

Холодный змеиный взгляд переместился с Хали на вошедшего следом офицера:

– Я, по-моему, приказывал доставить арестованного, а не избивать его, верно, Фахри?

– Но… – побледнел бравый страж порядка, – это он… Он сам…

– Сам, конечно, – ласково кивнул хозяин кабинета, – исключительно из вредности характера бросался спиной на твою дубинку с одной лишь пакостной целью – загадить кровью мой кабинет! – С каждым словом капюшон сидевшей за столом королевской кобры раздувался все больше и больше, а виновник сиятельного гнева становился все меньше и меньше. К концу фразы он больше всего напоминал оплавившийся огарок свечи. Про фитилек не стоило и упоминать.

Кобра еще пару минут раскачивалась над столом, гипнотизируя огарок, затем прошипела:

– Вон отсюда! И немедленно прислать врача, пока этот, – брезгливо кивнула она на Хали, – окончательно не уделал мне мебель. Достаточно с него и пола. И уборщика позови, терпеть не могу работать в грязи. Достаточно, что общаюсь с грязью!

Офицер пулей (хотя пуля из воска – это то же самое, что и из… Неподходящий материал, в общем) вылетел из кабинета. Вскоре началась суета, столь любимая в дешевых комедиях, – одновременно прибыли врач и уборщик, веселья добавляли топтавшиеся тут же охранники, все друг другу мешали, потея от ужаса под неподвижным взглядом хозяина кабинета. Хали с удовольствием насладился бы неожиданным представлением, но манипуляции врача, особо не церемонившегося с пациентом, заставляли Хали сосредоточиться лишь на одном – постараться не взвыть от боли. И не укусить врача. А так хотелось!