Две невесты на одно место - Донцова Дарья

Я устроился на небольшом диванчике, Лиза стала осторожно перекладывать банки, бутылки и кульки в холодильник.

– Ваня! – с укоризной воскликнула она. – Йогурт-то черничный! Ведь специально предупредила! Не бери сию ягоду, меня в нормальном-то состоянии от нее тошнит.

– Перепутал пакеты! – воскликнул я. – Твой йогурт к…

В эту же секунду зубы прищемили слишком длинный язык.

– Ты о чем? – изогнула бровь Лиза. – Куда мой йогурт попал? Вернее, к кому?

В глазах бывшей любовницы вспыхнул боевой огонь.

– Еще тут печенье с шоколадной крошкой, – ледяным голосом протянула она, – подобную гадость я даже в рот не возьму. И сушеные бананы! Вот уж омерзительная вещь! Ваня, объясни, в чем дело? Я же четко огласила список еды!

– Понимаешь, я еще должен был купить продукты Николетте, вот и приобрел все в одном супермаркете, для тебя и нее. Извини, приволок сюда маменькин набор, сложи все назад, схожу в машину, поменяю кульки, – нашелся я.

– Ясно, – улыбнулась Лиза, – давай, жду.

Я схватил полиэтиленовый мешок, выскочил на лестницу, пару раз шумно вздохнул, затем разжевал еще одну мятную подушечку, заклеил «глазок» на двери, ведущей к Лизе, и позвонил в соседнюю квартиру.

– Ваня! – завизжала Вера и повисла у меня на шее. – Милый, любимый, дорогой, единственный! Вернулся! Спасибо! Останешься, да? О! Какое счастье! Давай вместе чайку попьем! Обожаю тебя! О! О! О!

С огромным трудом мне удалось избежать дождя из слюнявых поцелуев. Отодрав от себя Веру, я вежливо, но твердо произнес.

– Извини, я еще обязан отвезти продукты матери.

Вера насупилась.

– И чего?

– Перепутал пакеты, твой вот этот, отдай из холодильника тот, что принес раньше, он для Николетты.

Сердито сопя, Вера распахнула дверцу, выхватила из рефрижератора белую сумчонку с логотипом магазина и прошипела:

– Я умру от страха и печали, придешь, а на кухне труп валяется.

Я попытался испугаться, но отчего-то испытал приступ не ужаса, а веселья. Пришлось прятать рвущийся наружу смех под осторожным покашливанием.

– Ты простудился, милый? – мигом перешла в фазу заботы Вера. – Давай поеду с тобой, я уже готова! Приготовлю чай с медом, напою, закутаю в одеяльце, сама рядом лягу, согрею.

– Нет, нет, спасибо, это аллергия!

– На пыль? Ужасно. Давай поеду с тобой, квартирку помою.

– Нет, нет, на… э… запах духов.

– Кошмар! Давай поеду с тобой и наведу порядок в ванной, выкину флаконы, – наседала Вера, – давай поеду с тобой!

– Спасибо. Не надо!

– Ура! Согласился, уже ботиночки шнурую! Решено – еду с тобой!

– Не надо!!!

– Сейчас, сейчас, курточку нацеплю! Она, правда, неказистенькая, ну уж какая есть! Выбирать по бедности не приходится!

– Вера, – заорал я, – ты остаешься дома!

Глаза девушки начали наполняться слезами, она тихо пробормотала:

– Зачем же кричать? Я так люблю тебя! Очень! Жутко! Страшно! Хочу находиться рядом! И ребеночек тоже о папе мечтает! Прости, если тебе надоела.

Мне стало стыдно.

– Это ты извини меня, день тяжелый выдался, вот я и сорвался.

– Конечно, Ванечка, – мигом заулыбалась Вера, – можешь меня побить, если от этого легче станет. Я создана для твоего удобства. Никуда не поеду, здесь посижу, сколько велишь!

Ужасное настроение стало еще гаже.

– Завтра свожу тебя в кино.

– Вау! Только…

– Что? – напрягся я.

– Смотри, какие страшные у меня ботинки, – шмыгнула носом Вера. – Ты хорошо одет, просто принц, стыдно мне рядом с тобой. Лучше уж тут посижу, до лета. Дома и голышом побродить можно, постираю джинсы со свитерком и на батарею, смены-то нет. В чем была, в том и ушла.

Я произвел в уме некоторые подсчеты.

– Хорошо, завтра поедем за твоей экипировкой.

Тонкие руки девушки снова обвили мою шею.

– Ваня! Ты меня любишь?

Старательно сделав вид, что не расслышал вопроса, я выскочил на лестницу, не забыв прихватить пакет с едой.

Лиза приоткрыла дверь, я сунул в щель «передачу».

– Вот.

– Спасибо, заходи.

– Увы, не могу, Николетта ждет.

– Ладно, – кивнула Лиза, – понимаю. Благодарю за заботу, очень ценю твою поддержку и хочу сказать: можешь быть спокоен, не повисну камнем на твоей шее. Нам, конечно, в ближайшее время следует пожениться, у ребенка должен быть отец, в неполной семье малыш рискует вырасти ущербной личностью, но едва мальчик закончит школу и пойдет в институт, как я устроюсь на работу!

– Давай поговорим на сию тему позднее, – взмолился я, отступая к лифту.

– Хорошо, – согласилась Лиза, – ты же знаешь, истерики не в моем характере. Если бы не беременность, не стала бы напоминать тебе о себе, но сынишка должен иметь маму, папу и обеспеченное детство.

Я спиной нажал на кнопку вызова кабины.

– Еще одно, – протянула Лиза, – я практически раздета, надо завтра свозить меня в магазин за одеждой.

В этот момент сзади раздалось тихое шипение, я ввалился в кстати подошедший лифт и, быстро сказав:

– Конечно, не волнуйся, – понесся на первый этаж.

В машине у меня на самом деле разболелась голова, поэтому, добравшись до дома, я упал в кровать, забыв умыться и почистить зубы.

В десять утра Элеонора дала мне бумажку и велела:

– Тут адрес театра мюзиклов «Дон Жуан», поезжай, отыщи Екатерину Федоровну Воскобойникову и попробуй тщательно восстановить с ней события: где девушка могла посеять удостоверение личности. Может, она кого-то подозревает в воровстве документа?

– Сейчас утро, – напомнил я.

– И что?

– Мюзиклы, наверное, показывают вечером, и в театре пока никого нет.

– Ошибаешься, первый спектакль в час дня, – пояснила Нора, – давай, Ваня, не жвачься.

Услыхав ненавистный глагол, я вышел из кабинета, еще раз внимательно прочитал название улицы и пригорюнился. Самый центр, сейчас застряну в пробке.

Катя Воскобойникова, с которой я встретился в местной курилке, выглядела как восьмиклассница.

– А чего вдруг милиция про мой паспорт вспомнила? – удивилась она. – Я давным-давно новый получила.

Я улыбнулся.

– Не помните, где документ посеяли?

– Если бы знала, пошла бы и взяла, – раздалось в ответ.

– А как обнаружили пропажу?

– Да просто. Бандероль мне пришла, на почте и потребовали удостоверение личности, я паспорт с собой всегда ношу, мало ли чего, – охотно стала рассказывать девушка, – а тут давай в сумке шерудить – и нету!

– Может, в подкладке есть дыра, и он туда провалился?

Катя пожала плечами:

– Уж я не дура, все руками прощупала. Главное, в обед он у меня был, в пятнадцать часов, как миленький на месте лежал, а в семнадцать испарился.

– А в три часа паспорт, значит, все еще находился в сумочке?

Катя заправила за ухо тонкую, светлую прядку волос.

– Да, меня в отдел кадров вызывали. Я работаю в театре уже несколько месяцев, но была на испытательном сроке. А теперь меня в штат оформили. Вот я и ходила все документы подписывать. Там и паспортные данные были нужны.

– Может, там на столе забыли?

– Да нет, Евгения Георгиевна, наш начальник отдела кадров, мигом бы позвонила и отругала, у нее строго, каждая скрепочка на учете. Нет, я его на место пихнула, в карманчик на «молнии», рядом кошелек пристроила и работать стала.

– А сумка где была?

– В гримерке.

– Можно взглянуть на комнату?

– Сколько угодно, – кивнула Катя, – пошли.

По узкому темному коридору девушка довела меня до двери, толкнула ее и сказала:

– Вот, входите.

Я машинально шагнул внутрь и на секунду зажмурился. Безжалостно яркий свет галогеновых ламп больно ударил по глазам, десятки зеркал отражали лучи, делая освещение совершенно невыносимым. Потом меня одолели самые разные запахи: пудры, дезодоранта, духов. Еще через мгновение я раскрыл веки, обрел способность видеть и снова зажмурился, огромное пространство оказалось набито обнаженными людьми, в основном женщинами.

– Свет глаза режет? – заботливо спросила Катя. – Сейчас привыкнете, первое время я сама шалела, только иначе правильно грим не наложить.

Я замер, ожидая услышать либо девичий визг, либо гневные крики: «Мужчина, уходите прочь! Не видите, что ли, мы голые!», но никто не выражал никакого негодования, до слуха долетали обрывки чужой беседы:

– Сапожки белые, прям улет!

– А он ей велел: ступай на хрен.

– И откуда у Лидки бабло на «мерс»?

– Петя, подай спонжик!

Поняв, что мое появление не вызвало переполоха и в гримерной есть по крайней мере еще один мужчина, я очень осторожно открыл глаза.

Штук десять девушек в разной степени раздетости старательно покрывали личики гримом, несколько юношей, тоже почти обнаженных, занимались тем же самым. На диване курили двое мужчин лет сорока, одетые в джинсы и свитера, три женщины самого простого вида, отчего-то обутые в домашние тапки, помогали артистам причесываться.