Три мешка хитростей - Донцова Дарья

– Еще чаю, Анелия Марковна? – любезно предложила Томуся.

– О, душечка, спасибо, – ответила та, – обычно не позволяю себе две чашки на ночь, в нем содержится танин, крайне вредная вещь для сосудов, а нам, старушкам, следует заботиться о здоровье.

– Вы совершенно не похожи на старуху, – выпалила Кристя, – бабушки такие все сморщенные, согнутые, беззубые…

– Спасибо, детка, – усмехнулась Анелия Марковна, – стараюсь держать марку. Могу даже поделиться кое-какими секретами. Замечательно, например, действует маска из огурцов…

Разговор плавно перетек на новинки косметики. Потом Анелия стала интересоваться, где в Москве лучше приобретать питательный крем…

Я тихо жевала третью булочку, сдобренную корицей. Нормального ужина не дождаться, так хоть набью живот тестом.

Примерно через час стало ясно: в присутствии милейшей Анелии никому нельзя и слова вставить. Нет, дама вела себя совершенно безукоризненно, но стоило кому-либо открыть рот, как она моментально вопрошала:

– Простите, нельзя отворить форточку? Очень душно.

Или:

– Очень прошу, закройте окно, свежо стало.

И еще она, безусловно, была великолепной рассказчицей.

– Мой муж, – щебетала дама, – отец Данилы, гениальный ученый. Он сумел расшифровать критские надписи. Вы слышали, конечно, о них?

– Нет, – шепнула Кристя, – я нет.

– Боже, невероятно, – закатила глаза Анелия, – и о чем только составители школьных учебников думают. Слушайте.

Род Пешковых, по словам дамы, очень древний. Корни теряются где-то в десятом веке. На протяжении многих десятилетий в семье существовала традиция. Старший сын становился военным, младший шел в священники. Делалось это для того, чтобы не дробить состояние, не раздавать его в несколько рук. Так что сын-первенец получал от семьи все. Следующим не слишком везло. Девочкам давали приданое и выдавали замуж за приличных людей, продолжателями рода Пешковых их не считали. Оно и верно, выйдя замуж, девушки получали иную фамилию и уходили в другую семью. Но вот парадокс. Именно младшие сыновья, вынужденные вести монашеский образ жизни, и прославили род Пешковых. Один сделал перевод Библии, другой стал гениальным иконописцем, третий – великим предсказателем, а Андрей Пешков принял мученическую смерть от варваров и был канонизирован православной церковью.

Начало ХХ века Пешковы встречали большой зажиточной семьей. Потом случился октябрьский переворот. Сотни дворянских семей разметало по всему свету, некоторые фамилии исчезли с лица земли, но не Пешковы. Наверное, дед Даниила обладал звериным чутьем, потому что мигом принял советскую власть и уехал из Москвы жить в городе на Волге, там ему просто не мешали. Иван Пешков был переводчиком древних текстов и физически обитал в ХХ веке, а мысленно находился в Древней Греции. Никакие политические страсти его не волновали, а в быту он был поразительно неприхотлив. Мог часами работать в нетопленом помещении при свете керосиновой лампы или свечки. Качество еды его не волновало, впрочем, наличие пищи тоже. Главное, чтобы не кончались бумага и чернила.

Большевики таких блаженных не трогали. Ленин даже велел выдавать кое-каким ненормальным ученым продуктовые пайки. Иван Пешков имел широкую известность в среде переводчиков, а ссориться с мировой общественностью не хотели даже коммунисты.

Так Пешковы и выжили, сохранив все семейные традиции. И хотя огромного состояния уже не существовало – доходный дом и усадьба были конфискованы, – члены семьи трепетно сберегали традиции. Младшие сыновья становились священнослужителями, старшие же теперь не шли в военные. Они занимались наукой. Михаил, младший сын Ивана, имел приход в Новгородской области. Старший, Степан, стал, как и его отец, переводчиком. Знал в совершенстве семь живых языков, плюс латынь и древнегреческий. Именно Степан, женившийся на Анелии, снискал мировую славу. В начале 60-х годов он доложил на международном конгрессе, что таинственные письмена, обнаруженные археологами еще в девятнадцатом веке на острове Крит, расшифрованы.

Мир историков загудел. Степана принялись наперебой приглашать в разные страны. Они объехали с Анелией в 60-е годы почти весь земной шар. Их принимали президент Французской республики и английская королева. Причем происходили эти триумфальные поездки во времена, когда даже экскурсионные группы, отправляющиеся в Болгарию, сопровождал сотрудник КГБ, а советские граждане, желавшие поехать в Венгрию, должны были проходить перед выездом комиссию райкома партии, члены которой, старые партийцы, морально устойчивые товарищи, задавали коварные вопросы типа:

– Назовите столицы всех союзных республик. Либо:

– Что такое Конституция?

Пешковы ездили самостоятельно. И теперь, на закате жизни, Анелии Марковне, не проработавшей ни дня, было что вспомнить.

– Когда мы со Степочкой прибыли в Париж, – вылетали из ее рта круглые фразы, – то шел дождь, и шофер раскрыл огромный зонт. А встречал нас сам…

Речь лилась и лилась. На присутствующих она действовала гипнотически. Нас словно погрузили в глубокий транс. Все слушатели сидели с вытаращенными глазами и слегка покачивались в такт мерным речам. Я заметила, что Даня с отсутствующим видом глядит в одну точку, Ирина борется со сном, а Томочка изо всех сил пытается изобразить внимание.

Внезапно раздался низкий звук. Дюшка, до этого спокойно сидевшая у стола, вдруг подняла морду вверх и завыла.

– Что это с ней? – осеклась Анелия.

Я хотела было сказать правду: «Собаку укачало», но лицемерно произнесла совсем другую фразу:

– Она просит булочку.

– А, – протянула гостья и сообщила, – теперь вы понимаете, сколь сильна традициями семья Пешковых, никто из ее членов их не рушил. Старший сын – ученый, младший – священник.

– Ну да? – удивилась Тома. – А вы? У вас же один Даня?

– Кто сказал? – изумилась Анелия. – У Даниила есть брат Сергей. Вернее, его звали так раньше, сейчас он – отец Иоанн, у него приход в Сибири. Вот и Ирочка должна обязательно родить двух мальчиков. У Пешкова не может быть бесплодной жены.

Даня преспокойненько налил себе чаю. Я не нашлась, что сказать. Впрочем, Ира тоже молчала, за весь вечер они с мужем сказали от силы пару слов. Томуся, пытаясь загладить неловкость, принялась усиленно потчевать гостей.

В этот момент раздался звонок. Я машинально глянула на часы – десять вечера. Кристя побежала открывать. Через секунду она вернулась и поманила меня пальцем.

Я вышла в коридор в ахнула. Возле вешалки, слегка покачиваясь, стояла малолетняя мамаша Костика. Звягинцева Раиса Петровна, 1982 года рождения. Возле ее ног валялась отвратительно грязная сумка, некогда нежно-голубого, а теперь серо-буро-малинового цвета.

– Чего тебе надо? – весьма грубо поинтересовалась я.

Небесное создание громко икнуло. По коридору поплыл омерзительный запах. Коктейль «Александр III».

Только не подумайте, что это соединение французского коньяка с шампанским! Отнюдь нет, «Коктейль Александр III» – это смесь одеколонов «Саша» и «Тройной», а название «продукту» придумал писатель Венедикт Ерофеев.

– Чего явилась?

– Дык на поезд билетов нет, – пробормотала юная алкоголичка, – мне спать негде.

– У нас не гостиница!

– Одну ночку только, – бубнила девица, – вот туточки, на коврике, завтра, честное благородное, уйду, ей-богу.

Но долгая жизнь среди алкоголиков научила меня не верить ни единому слову, произнесенному в пьяном угаре.

– Убирайся.

– На улицу гонишь, – зашмурыгала девчонка носом, – родственницу в подъезд вышвыриваешь!

– В каком мы, интересно, родстве, а?

– Мать я твоему ребенку, – прогундосила пьянчуга и, быстрым жестом отпихнув Кристю, ввалилась в гостиную.

Мы кинулись за ней. Увидав нахалку, плохо держащуюся на ногах, Тамара побледнела, а Ирина, инстинктивно почувствовав опасность, прижала к себе Костика.

– Здравствуйте, – вежливо сказала Анелия Марковна, явно обрадованная появлением на горизонте нового, «необстрелянного» слушателя.

– Костик, – засюсюкала Рая, протягивая руку к младенцу. – Золотце мое, кровиночка.

– Как это? – удивилась Анелия, – чего она говорит?

– Не видите, пьяная, – быстро ответила Томуся. – Вилка, уведи ее!

Я потянула Райку за руку. Не тут-то было, девчонка упиралась изо всех сил и орала:

– Сыночка отняли, купили ироды у матери родной…

– Что она говорит? – поинтересовалась дама.

Я лихорадочно думала, что сказать, с тревогой наблюдая, как лицо Иришки начинает заливать синева. Тамара первая сообразила, как поступить. Моя подруга человек исключительной, можно сказать, патологической честности. Врать она не умеет, у нее просто не получается говорить неправду. Поэтому представьте мое изумление, когда Томуся закатила глаза и принялась вдохновенно вещать: