Покер с акулой - Донцова Дарья

Полная негодования, Ева полетела домой. По дороге она зарулила в кондитерскую и купила большой торт, чтобы утешить девочку. «Бедная моя, – думала Ева, вбегая в подъезд, – переживает небось».

По квартире, как всегда, разливалась музыка. Ева решила нарушить неписаное правило и толкнула дверь. От увиденного ноги приросли к полу. Старательная Таня мирно лежала на диване с книгой в руках, а звуки разучиваемого концерта лились из магнитофона, стоящего на рояле.

– Господи, – только и смогла вымолвить мать.

Дочь отложила томик в сторону и нагло заявила:

– Ну и что? Надоело по клавишам дубасить, и вообще, я не собираюсь быть музыкантом и к Эсфири Моисеевне больше не пойду!

Ева ушла к себе в комнату и прорыдала до утра в подушку. Ольга Васильевна безостановочно пила валокордин. Где-то около шести певица постучалась к дочери.

– Мы сами виноваты, заставляли ребенка заниматься чужим делом, пусть выбирает профессию по душе.

Ева молчала. Она не смогла рассказать матери про конверт с зарплатой, да и дочери не обмолвилась ни словом.

Следующий год Таня училась в школе рабочей молодежи. А вернее сказать, проводила дни в свое удовольствие, валялась на диване в обнимку с книжками. Все попытки матери и бабки заставить ее хоть чуть-чуть трудиться разбивались о каменную стену лени. После окончания школы она так и не устроилась на работу. Как-то раз Таня не пришла ночевать. Испуганные женщины кинулись в милицию, но там, узнав, что девушке двадцать два года, заявление не взяли и велели подождать три дня.

По истечении отведенного срока, вечером в четверг, когда Ольга Васильевна и Ева просто не находили себе места, раздался телефонный звонок.

Мать дрожащей рукой схватила трубку.

– Ева? – прозвучал незнакомый мужской голос. – Таня у меня…

– Вы ее похитили, – залепетала скрипачка, – хотите выкуп?

– Не неси чушь, – отрезал незнакомец, – ты что, не узнала меня?

– Нет, – бормотала вконец ополоумевшая Ева, – где мы встречались?

– В постели, – фыркнул мужик, – я – отец Тани, твой бывший любовник.

– Господи, – ахнула Ева, – как она к тебе попала?

– Пришла и сказала, что больше не может жить с вами. Девочка хочет стать певицей, а вы не разрешаете, заставляете целыми днями мыть квартиру и даже велели бросить музыкальную школу…

– Дай ей трубку, – попросила мать.

Послышался шепот, и бывший любовник заявил:

– Она не хочет с тобой разговаривать, обиделась на побои.

Ева, никогда пальцем не тронувшая дочь даже в мыслях, чуть не упала в обморок:

– Я ее не била.

– Ладно врать-то, – хмыкнул мужик, – у нее все руки и ноги в синяках. Говорит, ты палкой орудуешь.

От гнева у Евы потемнело в глазах.

– Где ты живешь? Я сейчас приеду.

– Не надо, – отрезал мужчина, – без скандалов обойдемся. Я позвонил, лишь чтобы сказать – Таня побудет здесь. Правда, она со слезами на глазах рассказывала, как вы ее выгоняли на улицу, обзывали приблудышем, так что, думаю, горевать слишком не станете. Но все же решил предупредить.

И он бросил трубку. Не в силах вымолвить слово, Ева поглядела на Ольгу Васильевну. Та растерянно спросила:

– Что случилось?

Но Ева смогла только зарыдать в ответ. Следующие два года они ничего не знали о девочке. У Евы произошел нервный срыв, и пару месяцев она провела в специализированной клинике. Ольга Васильевна только вздыхала, глядя на сильно пополневшую дочь, без конца пьющую таблетки. У самой певицы скакало давление и появилась невероятная слезливость.

Потом настал страшный день. В январе к ним в дом постучал неприятный гость – милиционер. Парень принялся расспрашивать о Татьяне. Перепуганные Ева и Ольга Васильевна робко поинтересовались, в чем дело. И тут на их головы упал топор правды. Татьяна арестована, находится под следствием, а так как прописана она у матери, то именно сюда и пришли за сбором информации.

– Мы не видели ее почти два года, – бормотали обескураженные женщины.

Парень кивал головой и внимательно оглядывал комнату.

Потом им сообщили дату суда – 18 мая. В зале никого не было. Только Ольга Васильевна да какой-то здоровенный мужик в кожаном пальто. Ева вновь попала в клинику и прийти на процесс не смогла.

Выяснилась картина преступления. Ольга Васильевна сидела ни жива, ни мертва, слушая речи обвинителя и свидетеля. Их Танечка зарабатывала на жизнь проституцией. Отвратительное ремесло, но осудить ее за него было бы практически невозможно, если бы она не пошла на воровство. Она стащила у клиента, мужика в кожаном пальто, кошелек, золотые часы и перстень. Предварительно жертву пыталась как следует напоить. Хитрый парень заподозрил неладное и вылил стакан водки с клофелином в цветочный горшок, а воровку сдал в милицию.

Уже только этих сведений хватило бы, чтоб сойти с ума, но дальше началась фантасмагория. Бледная, осунувшаяся Таня начала давать показания.

– Меня ненавидели с самого детства, – вещала она, глядя прямо в лицо судьи, – били, морили голодом, не давали учиться, а все потому, что я родилась вне брака. Бабка просто злобой исходила, когда я просила поесть, а одежду не покупали никогда. В конце концов я оказалась вынуждена уйти из дому.

Пришлось отправиться на панель, снимала квартиру и кое-как перебивалась. Мать ни разу обо мне не вспомнила. Да, я хотела украсть у потерпевшего вещи, но меня толкнуло на этот поступок только одно желание: больше не могу заниматься проституцией, хочу учиться. Продав часы и кольцо, я собиралась оплатить обучение в институте.

– Неправда! – выкрикнула Ольга Васильевна и вскочила с места.

Из ее уст полилась несвязная речь про вранье, двойки в школе и лень. Но выглядело все так, будто злая бабка пытается лить грязь на внучку. Судья, привыкшая к тому, что родственники выставляют обвиняемых чуть ли не ангелами, слегка нахмурилась. А Танечка, тяжело вздохнув, спросила:

– Если они меня так любят, отчего не передали за несколько месяцев даже пачки печенья? Меня сокамерницы из милости подкармливают.

– А правда, почему вы не отправляли передачи? – поинтересовалась одна из народных заседательниц.

Ольга Васильевна растерялась:

– Мы не знали, нам не сказали про посылки…

Судья хмыкнула:

– Вот уж о чем родственники сразу узнают, так это о продуктах!

Словом, после таких разборок даже прокурор не смог потребовать большого срока, а потерпевший заявил:

– Я отказываюсь от всего, перепутал, сам девке часы и перстень подарил. Вот бедолага!

Судья только вздохнула и, посовещавшись, объявила приговор: год в колонии общего режима, но, поскольку данная статья попадает под амнистию, освободить в зале суда.

Когда Таня, улыбаясь, вышла из клетки, Ольга Васильевна почувствовала, как кровь бросилась ей в голову. Обезумев, певица подскочила к внучке и отвесила той звонкую пощечину, но не успела старуха размахнуться еще раз, как на нее налетели милиционеры, скрутили и втолкнули в конвойную.

Часа два бабка просидела на нарах. Потом лязгнули замки, ее вывели и доставили в кабинет судьи.

Усталая женщина глянула на Ольгу Васильевну и сказала:

– Вас отпустят лишь из уважения к почтенному возрасту. Мой искренний совет, попробуйте справиться со своей злобой и наладить контакт с девочкой. Нельзя так с ней обращаться.

– Она врунья, – всхлипнула певица, – наглая врунья, в ее словах нет ни доли правды.

– Не знаю, – покачала головой судья. – Вы ведь и впрямь не передавали посылок, а сейчас кинулись ее избивать. Я склонна верить Татьяне Митепаш. Впрочем, я не могу заставить вас любить внучку, но хотя бы не теряйте человеческий облик!

Ольга Васильевна на ватных ногах выбралась на улицу и побрела домой. Там, выпив валокордин, она в деталях описала Еве, вернувшейся из клиники, происшедшее. Дочь молчала, изредка вскидывая руки к вискам.

Да что тут было сказать? Приняв две таблетки тазепама, Ольга Васильевна свалилась в кровать и проспала до обеда следующего дня.

Когда певица проснулась, часы показывали полтретьего. Теплый майский ветерок шевелил занавески раскрытого окна, ласковое солнышко заглядывало в комнату, со двора слышались детские крики. Неожиданно Ольге Васильевне стало хорошо. Жизнь продолжалась, у нее остались дочь, любимые ученики, театр, новые постановки… Татьяну следовало вычеркнуть из жизни, как страшный сон.

Певица вышла на кухню и, не найдя там дочери, крикнула:

– Ева!

В ответ – тишина. Думая, что дочь вышла в магазин, певица толкнула дверь ванной. Ева была там, стояла, странно свесив голову набок и вытянув вдоль тела безвольные руки. Удивленная, Ольга Васильевна спросила:

– Евочка, ты что делаешь?

Но дочь молчала. И тут только певица увидала, что ноги дочери не касаются пола, а тело держится на толстой бельевой веревке. Здесь же валялась записка: «Прости, мама, ухожу навсегда. Ева».