Покер с акулой - Донцова Дарья

Всунув голову в квартиру, я чуть не заорала от ужаса. На полу лежала Валентина. Ее ноги упирались во входную дверь, не давая той раскрыться до конца.

– Тина! – вскрикнула я, роняя покупки.

Прозрачный пакет разорвался, и большой кусок свежей печенки упал прямо перед ней. Но мне было не до субпродуктов.

– Господи, что же случилось, – причитала я, влезая в коридор. – Тина, тебе плохо?

Но гостья молчала. Надо срочно позвонить Кате. Вроде у Тины больная щитовидка, и может случиться приступ или шок или не знаю, как это называется! Она ведь целыми днями лопала шоколад…

Я встала на колени возле нее и почувствовала, как по спине быстро-быстро побежали огромные, размером с кулак, мурашки. На лежавшей красовалась симпатичная, нежно-розовая кофточка-стрейч, угрожающе натягивающаяся на мощном бюсте. С левой стороны, прямо по центру груди, виднелось небольшое отверстие и несколько капель крови.

Стараясь не завизжать от ужаса, я схватила трубку и начала бестолково жать кнопки, вызывая «Скорую помощь» и Володю Костина.

Договорившись со всеми, я принялась дуть Тине в лицо. Мопсы жались к моим ногам, Рейчел тихо подвывала, сидя на пороге гостиной.

– А ну, замолчи! – рявкнула я, чувствуя, как тело наливается свинцовой усталостью.

Судя по всему, дело плохо. Пуля, очевидно, попала в самое сердце, а вся кровь от раны пролилась внутрь. Похоже, Тина мертва. Но кто и зачем стрелял в нее? Да у нее и знакомых никаких в столице нет!

Но не успела я зарыдать над бездыханной Валентиной, как тело шумно вздохнуло и село.

– Куда? Что? – пробормотала жертва, тряся головой. – Ой, болит!

– Где? – глупо спросила я. – Где болит?

– Здесь, – прошептала Тина, прикладывая руку к левой груди, – тут жжет!

Она попыталась встать на ноги.

– Сиди, – испугалась я, – сейчас врач приедет.

– Голова кружится, – пробормотала девушка, все-таки поднимаясь и хватаясь за косяк, – пойду лягу.

– Ой, не ходи, – бестолково суетилась я, не зная, стоит ли говорить ей о ране.

– В кровати лучше, – пробормотала Тина, и тут раздался звонок.

В прихожую вошли двое – мужчина и женщина.

– Что у нас тут? – осведомился врач, равнодушно оглядывая коридор.

– Огнестрельное ранение левой груди, – выпалила я, показывая на Тину.

– У кого? У нее? – изумился доктор. – Она стоит?

– Наверное, шок, – пояснила я.

Врач подергал носом, удостоверился, что от меня не пахнет, и резко велел:

– Показывайте, где болит?

– Здесь, – завела Тина, – здесь, печет очень!

Увидав рану, сотрудники «Скорой помощи» тут же сменили тон. Женщина побежала за носилками, Валентину со всеми предосторожностями вкатили в автомобиль и, пугая водителей сиреной, «Скорая» понеслась по проспектам. Фельдшерица поставила Тине капельницу. Я воспользовалась моментом и шепнула:

– Она выживет?

– Честно говоря, – тоже шепотом ответил врач, – не понимаю, отчего она до сих пор не умерла и даже стояла. Первый раз с таким сталкиваюсь.

Машина неслась, игнорируя красный свет. Меньше десяти минут понадобилось нам, чтобы добраться до приемного покоя.

Мое детство в основном прошло в постели. Может, меня слишком кутали или организм достался от природы хилый, но всевозможные болячки просто преследовали меня. Корь, коклюш, ветрянка, свинка… Но в больнице я не лежала ни разу и сейчас была поражена слаженностью действий врачей.

Откуда ни возьмись прибежало несколько человек в белых и синих пижамах. Каждый занимался своим делом. Кто-то стаскивал с Тины одежду, кто-то делал укол, а самый молодой, но, очевидно, главный, сурово поинтересовался:

– Что тут?

– Проникающее огнестрельное, – зачастила толстая женщина, – давление 60 на 90, пульс 75, температура нормальная, в сознании, показатели стабильны…

– В сознании, – протянул эскулап и велел: – Быстро все, кровь, и в экстренную.

Каталку с Тиной споро повезли в глубь здания, я бежала за ней до тех пор, пока вся камарилья не влетела в стеклянные двери с надписью «Операционный блок».

– Вам туда нельзя, – сурово заявила носатая девчонка в огромном колпаке, – сядьте здесь.

– Где? – спросила я, оглядывая абсолютно пустой коридор.

– Ну не знаю, – обозлилась девчонка, – где-нибудь.

Томительно потекло время. Из операционной не доносилось ни звука. Часы, висящие над входом, равнодушно щелкали минутной стрелкой. Наконец раздался громкий шепот, я с надеждой глянула на наглухо закрытые стеклянные двери, но звук шел с другой стороны. Я обернулась. Прямо по коридору двигались Володя Костин и Слава Самоненко.

– Ну, – громче, чем следует, поинтересовался майор, – что произошло? Мы приехали, коридор в пятнах крови, дверь не заперта, и собаки, перемазанные до ушей кровищей. Уж не хочешь ли сказать, будто мопсы сожрали Тину?

Слава захихикал. Я разозлилась на милицейскую бесцеремонность и сердито ответила:

– Крови никакой не было, только крохотная дырочка слева.

– Не знаю, – вздохнул Володя, – вся прихожая измазана, словно раненую возили по полу. Она где лежала?

– Сначала ногами к двери…

– Что значит – сначала? – удивился Слава. – Ты ее перекладывала? Ужасная глупость! Человека с подобным ранением не следует трогать! Вот почему столько крови на полу!

– Вечно, Лампа, ты хочешь как лучше, а получается как всегда, – припечатал Костин.

Я принялась бестолково отбиваться:

– Кровь, наверное, от печени!

– От чего? – нахмурился Володя.

– Ну я вошла, увидела Тину на полу и от испуга уронила печень!

– Чью? – полюбопытствовал Слава.

Я уставилась на него во все глаза.

– Коровью, то есть говяжью, вернее, телячью…

– Хорошо хоть не свою, – вздохнул Володя.

– Никак в толк не возьму, – гнул свое Самоненко, – печень откуда?

– Из магазина. Купила к ужину, вошла домой, перепугалась, выронила пакет, он разорвался. Собаки не растерялись и съели.

– А, – протянул Самоненко, – так бы и объяснила, мы сначала черт знает что подумали.

Что? Что, интересно, можно предположить в данной ситуации? Неужто и впрямь решили, будто у меня отвалилась печенка? Ну не идиоты?

– Ладно, – махнул рукой Володя, – с этим разобрались. Значит, ты принялась перекладывать беднягу…

– Нет, она сама встала.

– Как?

– На ноги, вернее, сначала села, а уж потом поднялась.

– С огнестрельным в груди? – в один голос вскричали Костин и Самоненко.

Я пожала плечами:

– Прислонилась к косяку, пожаловалась на жжение слева, крови, правда, совсем не было, а тут и врачи подъехали.

Повисло молчание. Потом Слава пробормотал:

– Во, блин, баба дает! Может, она терминатор? Ты бы, Вовка, встал?

– Не пори чушь! – рявкнул Костин.

В ту же секунду стеклянные двери распахнулись, вышел долговязый парень с эмалированным лотком и поинтересовался.

– Мамонтова Валентина ваша?

– Да, – закивала я, – как она?

– Такое вижу впервые, – ухмыльнулся хирург, – много чего было, но подобное! Кстати, хотите взять на память?

И он подсунул мне под нос лоток. В эту же секунду я заорала дурниной и попыталась отскочить.

– Что это? – железным голосом осведомился Слава. – Ты, доктор, сдурел? Какие-то ампутированные части подсовываешь.

– Я бы на месте Мамонтовой хранил вот это всю жизнь! – с чувством провозгласил хирург.

– Да что там, черт возьми? – вскипел Костин.

– Силиконовый протез, – пояснил доктор, – вообще-то крайне вредная для женского организма вещь, но Мамонтовой она жизнь спасла.

– Не понял! – вновь завел Слава.

– Объясняю, – поднял вверх палец доктор, – некоторые женщины не довольны размером груди. Ну нет у них округлостей. Чтобы сделать бюст побольше, они идут на болезненную и совсем не безопасную для организма операцию – вставляют силиконовый протез. На ощупь – грудь как живая. Почти весь Голливуд с резиной бегает, и наши начали. Размер – не ограничен, вот Мамонтова просто арбузы запихнула!

– Ясно, – откликнулся Володя, – пуля…

– Застряла в протезе, – радостно сообщил доктор, – мы, конечно, силикон убрали, шовчик наложили. У больной гематома, ушиб, но – жива! Вот кабы не страсть к чудовищному бюсту, сейчас бы в морге отдыхала, ну что, берете на память?

– Спасибо, не надо, – пробормотала я, – а вторая грудь большой останется?

– Слушайте, дама, – обозлился хирург, – тут оказывают экстренную помощь. Оклемается, обратится в косметическую клинику, а мы сиськами не занимаемся.

– Говорить она может? – влез Слава.

– Завтра с утра, – заявил доктор, – посещения с девяти.

– Мы из милиции, – пояснил Самоненко.

– А хоть из Администрации президента, – хмыкнул эскулап, – здесь командую я. Сказал завтра – значит, завтра.

– Ладно, не кипятись, – вздохнул Слава.

– Между прочим, я спокоен, как камень, – начал наливаться краснотой хирург.