Экстрим на сером волке - Донцова Дарья

Много лет советская власть пыталась причесать многочисленных кавказцев под одну гребенку. Им запрещалось справлять свадьбы по своим вековым традициям, отмечать национальные праздники, даже говорить коренному населению вменялось на русском языке. Но задушить народ трудно, да и те, кто призван был следить за исполнением инструкций, сами частенько нарушали их и покрывали своих. Если в каком-то селе жених похищал невесту, то инструктор райкома партии, получивший сигнал об этом происшествии, прятал донос в стол. Он великолепно понимал: у жениха есть отец или дед, в общем, старик, для которого бракосочетание без умыкания молодой жены нонсенс.

Конечно, иногда устраивались публичные наказания провинившихся, но делалось это редко и лишь для того, чтобы продемонстрировать центру: район не спит, там идет активная работа. Но и свадьбы с похищениями, и вечера с распеваниями национальных песен, и дети, говорившие на языке империи с невероятным акцентом, были сущей ерундой по сравнению с другими пережитками. На Кавказе издавна существует кровная месть, и вот с этим явлением шла непримиримая борьба, но как запретить людям отстаивать свою честь?

И в Стефановске разыгралась трагедия, достойная Шекспира.

Адашевы жили на Коммунистической улице, чуть поодаль, на Ленинской, обитали Ицхаковы. Отчего семьи враждовали, не помнили они сами. Вроде некто из клана Адашевых отбил жену у пращура Ицхаковых, а может, дело обстояло наоборот. В свое время эти большие семьи почти уничтожили друг друга, перестреляли всех мужчин. Затем, когда за оружие схватились женщины и дети, односельчане попытались примирить воюющие стороны, и, надо сказать, им это удалось. Между родами установилось мрачное перемирие.

С тех пор прошло много лет, Стефановск разросся почти до города, но по ею пору в доме у Адашевых вспоминали, как с ними воевали Ицхаковы, а пожилые рассказывали детям о вероломстве кровников. Если в семье Ицхаковых играли свадьбу, то сбегался весь поселок, кроме Адашевых. Когда у последних умирал родственник, на похоронах рыдал опять же весь Стефановск, за исключением Ицхаковых. Но стрельбы не было, просто при встрече на улице они не здоровались, делали вид, что незнакомы, а в школе учителя распределяли детей из враждующих фамилий по разным классам. Дело доходило до нелепости. Один из братьев Зелимхана отказался от операции аппендицита, потому что хирургом был человек из клана Ицхаковых. Парня повезли в районный центр и опоздали, доставили в больницу уже труп. Сами понимаете: любви это между семьями не прибавило.

И надо же было так случиться, чтобы Зелимхан Адашев полюбил Асият Ицхакову, а девушка, вместо того чтобы с презрением отвергнуть кавалера, ответила ему взаимностью. Как молодым людям удавалось ходить на свидания и почему жители Стефановска ничего не знали о вспыхнувшем романе — отдельная история.

Влюбленные шифровались, словно агенты национальной безопасности, но в конце концов случилось неизбежное: Асият забеременела.

Те, кто хоть немного знаком с обычаями народов Кавказа, поймут, какой ужас обуял девушку. Речи об аборте быть не могло. В Стефановске имелась одна больница, а при ней родильный дом, но записаться к гинекологу Асият никак не могла. Мигом по поселку разнесется весть: Ицхакова нагуляла ребеночка. У девушки дома был полный комплект родственников: дед, бабка, отец, мать, братья, сестры. Если семья Асият покроется позором, плохо придется всем. Сестрам будет трудно найти женихов. Родственники будущих мужей станут шипеть в уши парням:

— Зачем тебе Ицхакова? Дурная кровь! Асият шлюха, и остальные девки из ее семьи небось такие же!

Желая избежать позора, мужская часть семьи, скорее всего, убьет девушку, чтобы слух о ее беременности не пошел гулять по улицам Стефановска.

Оставалось два выхода: либо немедленно выйти замуж за Зелимхана, либо прыгать с обрыва в пропасть.

Первое было предпочтительней. Конечно, старухи, увидев слишком быстро округлившийся живот молодой жены, начнут судачить, но пусть сколько угодно цокают языками, позор будет покрыт свидетельством о браке. Но согласятся ли Адашевы породниться с Ицхаковыми? Испуганный Зелимхан набрался смелости и пошел к матери, та, всплеснув руками, бросилась к мужу. Хасан как раз обедал, он стукнул кулаком по тарелке с такой силой, что разбил ее и проломил дубовую столешницу.

— Не бывать этому! — заорал он.

— Отец, — начал умолять Зелимхан, — Асият беременна.

— Нам не нужна невестка-шлюха, — еще больше взбеленился Хасан.

— Это мой ребенок, — пытался уломать старика сын.

— Сучка не захочет, кобель не вскочит, — ответил Хасан, — твоя жена будет чистой девушкой. После брачной ночи старики пойдут на простыни смотреть!

— Асият братья пристрелят.

— И правильно, — кивнул отец, — ты бы то же самое сделал, хотя твои сестры не проститутки. Они в белом платье на своей свадьбе будут, а этой твари Асият какое надевать? Красное? Позор! Ищи другую невесту. Впрочем, нет, я сам этим займусь.

Узнав о реакции Хасана, Асият испугалась до потери речи.

— Не плачь, — попытался успокоить ее Зелимхан, — нам никак не могут помешать. Не старые времена, поехали в район, в райком партии, там нам помогут.

Очевидно, Зелимхан сильно любил Асият, раз решился на такое.

Молоденький инструктор, услыхав о ситуации, в которую попали парень с девушкой, возмутился и стал действовать. Партиец лишь на днях закончил институт, а главное, он родился не на Кавказе, был прислан сюда недавно из средней полосы России и искренне считал кровную месть отрыжкой прошлого.

Не обращая внимания на слабое сопротивление пары, инструктор вызвал к себе заведующую отделом загса и потребовал расписать местных Ромео и Джульетту.

Та попыталась вразумить партийное начальство, но у паренька, бывшего комсомольского работника, от собственного карьерного успеха слегка перекосило крышу, и он настоял на своем.

Зелимхан и Асият вернулись в Стефановск законными супругами. Домой они идти побоялись, отправились к местному старейшине, деду Мадрузину. Тот только вздохнул:

— Эх, молодо, горячо! Ну и наломали вы дров. Ладно, ложитесь спать в разных спальнях. А я пока подумаю, как поступить.

Но, как ни старался дед Мадрузин, разрулить ситуацию не сумел. Разгорелась война. Зелимхан и Асият затаились в доме у старика, а в Стефановске бушевали страсти. Сначала мать Зелимхана, встретив на улице родительницу Асият, плюнула в ее сторону. Зарима вцепилась в волосы обидчице, дочери той поспешили на подмогу матери.

Вечером несколько посторонних парней, не из Стефановска, подстерегли на улице одну из сестер Асият, изнасиловали девушку и убежали. Обесчещенная красавица умерла. Ее братья поклялись отомстить и подожгли дом Хасана. В огне погибло шесть человек. Хасан, недолго думая, взял оружие и застрелил сразу троих мужчин Ицхаковых.

Зелимхан и Асият в ужасе наблюдали, как из-за их любви родственники методично уничтожают друг друга.

Убив Ицхаковых, Хасан вернулся к себе на пепелище, ночью его попытались застрелись. От смерти Адашева спас Сергей, его верный работник, мастер на все руки, давно прислуживавший семье. Он ночевал вместе с хозяином в сарае, который после поджога дома стал жилищем для оставшихся членов семьи, услышал странный звук и успел прикрыть собой Хасана. Пуля вошла в голову Сергея, Хасан поклялся отомстить за него, хоть тот и не принадлежал к роду Адашевых.

Дед Мадрузин пытался, как мог, примирить враждующие стороны, но его, старика, пользовавшегося в Стефановске громадным авторитетом, не послушались.

— Уйди от греха, — заявил один из оставшихся Ицхаковых аксакалу, — пригрел змей, как бы тебя самого к ответу не призвали!

Старик заперся в своем жилище, а глубокой ночью к Мадрузину пришли две женщины, одетые в национальные наряды — в черные бесформенные платья.

Лица их прикрывали платки. Шали они сняли только в спальне Мадрузина, и Зелимхан попятился: перед ним, переодетый горянкой, стоял Хасан, около него тенью маячила дочь покойного Сергея Варвара.

— Уезжать надо, — сказал отец, глядя на сына, — завтра тебя убивать придут. Ложись на пол, в ковер закатаем, из Стефановска вывезем. Вот документы и деньги.

— Прости, отец, — зарыдал Зелимхан.

— Не могу, — покачал головой Хасан, — из-за тебя род гибнет. Лишь по одной причине спасаю, двое нас, Адашевых, осталось из мужчин. Навряд ли от меня дети родятся, на тебя расчет, делай сыновей. В Москву поедешь, к дальнему родственнику, он там большой человек, поможет всем, своих наследников он не имеет, тебя сыном возьмет, жену подыщет. Не дай роду пропасть.

— Отец, — зашептал Зелимхан, — а Асият?

— Это кто такая?

— Жена моя.

— Ты холост.

— С ней что будет?

— С кем?

— С Асият?

— Незнаком с такой, да и дела мне до чужих баб нет, собирайся.

Зелимхан вцепился в подоконник.