Руссо туристо, облико морале - Логунова Елена

Я прикусила язычок, а Маня, встревоженный недобрым взглядом моего милого, на всякий случай уточнил:

– Вообще-то, я шатен, и мне больше нравятся рыжие.

– Рыжие-бесстыжие! – Зяма неласково зыркнул на меня и сказал Денису:

– Мопед исчез.

– Сам волосатик тоже! – доложил запыхавшийся Муня. – Я разбудил хозяйку. Она сказала, что этот парень тут вовсе не ночевал.

– Конечно, он ночевал в нашей машине! – Денис, продолжая практику самобичевания, стукнул себя по коленке. – И уехал на ней, прихватив с собой Инку. А мопед свой сначала оставил, а потом забрал, заметая следы.

– В таком случае моя сестрица должна быть где-то недалеко! – рассудил Зяма. – Сколько времени прошло с исчезновения Дюхи? Часа четыре, может, пять, так? Если хвостатый куда-то ее увез, а потом вернулся за мопедом, значит, до места, где он держит Дюху, не больше двух часов пути.

– Предлагаешь пошарить в радиусе трехсот километров? – съязвил Муня.

Чувствовалось, что у них с Зямой возникла стойкая взаимная антипатия.

– Довольно! – стукнув кулаком о ладонь, возвысил голос капитан Кулебякин. – Искать наугад не имеет смысла. Напоминаю, что у нас уже есть договоренность с похитителем: в девять часов утра мы обменяем Инку на сто тысяч евро в условленном месте в центре Вены.

– Вы ведете переговоры с похитителем и соглашаетесь на его условия? Это неправильно, – сказал Муня.

– Я знаю, – буркнул Денис. – Короче, у нас два часа на дорогу и час на то, чтобы приготовить сто тысяч евро. У вас, господа жулики, есть наличные деньги?

– Чуть больше тысячи, – переглянувшись с компаньоном, сказал Муня.

Капитан Кулебякин взглянул на Зяму.

– Аналогично, – хмуро сказал тот.

Денис вопросительно посмотрел на Маню и Муню.

– Две тысячи? Как раз хватит, – ухмыльнувшись, сказал блондин.

Тогда Кулебякин кивнул и скомандовал:

– Зяма, тащи свою торбу!

– Зачем? Там же нет денег!

Я внимательно посмотрела на Дениса, потом на скалящегося, как молодая макака, Муню и все поняла:

– Зато там есть бумага, ножницы, кисти и краски!

И белокурый жулик подарил мне одобрительную улыбку, а его темноволосый подельник по-свойски подмигнул и задушевно спросил:

– Давно не играла в куклы, детка?

Тут вдруг даже суровый капитан Кулебякин улыбнулся и тоже задал мне неожиданный вопрос:

– А знаешь, Алка, какие куклы самые лучшие?

Почувствовав подвох, я замешкалась с ответом. Вот если бы меня спросили об этом лет двадцать назад, я бы без раздумий сказала, что самые лучшие куклы – это самоходные говорящие немецкие пупсы, которых привез двойняшкам из сорок шестой квартиры их папа-дипломат. А теперь…

– Самые лучшие куклы – это те, которые сделаны своими руками! – многозначительно сказал Денис, и Маня с Муней согнулись пополам, заливисто хохоча и показывая шутнику большие пальцы.

– Веселится и ликует весь народ? – укоризненно спросил вернувшийся Зяма.

– Давай сюда все! – Кулебякин забрал у него сумку и принялся вытаскивать из нее разнообразное дизайнерское добро: краски, кисти, губку, пачку бумаги. – А есть чем резать?

– Конечно, вот нож для бумаги, – с достоинством ответил Зяма, вытаскивая упомянутый прибор из внутреннего кармана пиджака.

– А у меня есть маникюрные ножнички! – вспомнила я.

– Кривые? Не годятся. – Маня отрицательно помахал черноволосым хвостом. – Тут нужно ро-овненько резать, строго по линеечке.

– Лучше всего – типографским резаком для бумаги, – мечтательно сказал Муня.

Типографского резака у Зямы не было, так что пришлось нам всем потрудиться. Произведя подсчеты и часто сверяясь с образцом производства Европейского центрального банка, группа компетентных товарищей в составе: заслуженные мошенники разных республик Маня и Муня, а также осуществляющий общее руководство милицейский эксперт-криминалист Кулебякин тщательно разметили белые листы по формату сотенной купюры. Резать бумагу великие комбинаторы предоставили мне (предварительно до противности льстиво отозвавшись о прославленной женской аккуратности). Вторая наша аккуратистка – Моника – ловко формировала из бумажных брикетов и настоящих «стоевровых» купюр денежные куклы, а Зяма с помощью губки и краски мастерски истреблял на их боках предательскую писчебумажную белизну.

Общими усилиями «куколки» у нас получились – просто загляденье, не хуже хваленых немецких пупсов! Придирчиво осмотрев каждую из «десятитысячных» пачек, наш эксперт Кулебякин остался доволен.

В поисках упаковки, наиболее подходящей для дивных рукодельных «кукол», Денис устроил общий смотр всего нашего багажа. В результате я лишилась своего любимого дорожного несессера, все полезное содержимое которого капитан бесцеремонно вытряхнул в наволочку. Позднее я увезла ее с собой, и таким образом постоялый двор лишился одной единицы постельного белья, но это никого из нас не обеспокоило. На фоне успешно завершившегося практического занятия по изготовлению обязательных и необходимых инструментов злостного мошенничества тихая кража никчемной наволочки не тянула даже на мизерное прегрешение.

– Вот теперь и вы, братцы, знаете, что такое настоящая «кукла», – уже в машине академическим голосом лектора сказал нам с Зямой капитан Кулебякин, продолжая безответственно развращать законопослушных граждан.

– «Кукла» – это используемая при различного рода обмане имитация пачки банкнот с помощью стопки резаной бумаги, сверху и снизу которой положены настоящие купюры, – отбарабанила я, показав, что хорошо усвоила урок.

– Садись, пять! – хмыкнул Денис. – Дополнительная информация: нередко «куклами» называют и иные виды имитации ценных предметов. Например, неисправный мобильный телефон с подмененной панелью, заполненные мусором упаковки ценных предметов, выглядящие, как нетронутые, и так далее.

– Как много вы знаете, Дэннис! – простодушно восхитился Мехти.

Мы ехали в Вену на его пикапе, а Маня, Муня и Моника катили за нами следом на своей машине как группа поддержки. Мехти, спасибо ему, согласился поработать у нас шофером за вполне умеренную плату в сто евро.

– Меньше, извините, не могу взять: бензин нынче очень дорог, – извиняясь, сказал добрый дядя.

– Одной сотней больше, одной меньше – это уже неважно, – рассудил наш казначей Зяма. – А в одном «Фольксвагене» вшестером тесновато было бы ехать. К тому же вскоре к нам присоединится освобожденная Дюха.

– Очень на это надеюсь, – пробормотал Денис, погасив сей унылой репликой все оживление, которое вызвала в массах активная подготовка к предстоящей операции.

Никогда прежде я не занималась марафонским бегом и потому не знала, что двадцать шесть километров – это слишком много для нетренированного организма. Даже шесть километров показались мне сверхдлинной дистанцией. Очередной столбик с указателем «Wienna 20 km» я обняла, как родную маму, и, тяжко дыша, со страданием в голосе сообщила человекообразной морской свинке в блестящем металле:

– Я… сейчас… умру…

Отзывчивая свинка плаксиво скривилась, и мы вместе пустили слезу. Она скатилась по неумытой щеке на разбитый подбородок и защипала свежую ссадину едкой солью.

– А, ч-черт! – выругалась я.

Очень хотелось умыться, да было нечем. Я стянула с головы платок и попыталась использовать его как полотенце, но шелковая ткань очень плохо подходила для этой цели.

Пока я елозила скользкой тряпкой по замусоленному лицу, на дороге появился автомобиль. То есть машины проезжали мимо меня и раньше (аж восемь штук за полтора часа!), но я, опасаясь погони, до сих пор не решалась призывно махать им ручкой, а сами они почему-то и не думали останавливаться.

Я быстро присела на корточки и притворилась частью монументального основания указателя, потому что уже не успевала отбежать от дороги и спрятаться за деревом.

Синий пикап несся по трассе со скоростью, которая явно превышала разрешенные сто двадцать километров в час, – словно гнался за кем-то! Поэтому в первый момент он показался мне еще более подозрительным, чем все предыдущие автомобили. Однако уже во второй момент – пикап как раз поравнялся с моим укрытием – я поняла, что непростительно ошиблась: этот неказистый транспорт был самой-самой лучшей машиной в мире, потому что в нем ехал мой самый-самый любимый (на данный момент) мужчина – Денис Кулебякин! Я явственно увидела его знакомый и незабываемый профиль в тот момент, когда пикап с самолетным ревом пронесся мимо моего укрытия, щедро обдав нас с указателем дорожной пылью.

Чихая и вытирая платком наполовину ослепшие глаза, я с треском полезла на дорогу и едва не угодила под колеса другой скоростной машины.