Камасутра для Микки-Мауса - Донцова Дарья

– Да ты что! – возмутилась я. – Я на такое неспособна! Только скажи номер квартиры.

– Двадцать восьмая, – сообщил Влад и чихнул, – вот зараза! Кто же такие духи вонючие делает, нос прям набок свернулся.

– От меня не пахнет, – быстро сказала я, – тут женщина проходила.

– Ага, – кивнул Влад, – в ту же квартиру, что и парень, приехала, Полиной звать.

– Ты с ней познакомился? – удивилась я.

– Не-а, – улыбнулся Влад, – зашел вместе с тем парнем в лифт, он на седьмом вышел, я до восьмого доехал, пешком один пролет сбежал и увидел, как дверь квартиры захлопывается. Ну вызвал лифт, а тут кабина подкатывает, из нее эта фря вылетает, с запахом. Я как начал чихать, слезы с соплями потекли, давай платком утираться. Она меня обошла и в ту же квартиру позвонила. Из-за двери спросили: «Кто там?», а девка ответила: «Это я, Полина, открывай, Руслан».

– Как? – переспросила я.

– Полина, открывай, Руслан, – повторил Влад.

У меня закружилась голова, на бумажке, где записан номер автомобиля, стояло «21-28-02…». Я решила, что это телефон в провинциальном городе, и ошиблась. «21» – номер дома, «28» – квартиры, «02» – корпус, очень странный номер, но каких только в Москве нет. Корпус иногда буквами, иногда изображением животных, а тут – 02.

– Ну, теперь куда? – поторопился Влад. – За кем еще гоняться надо?

– Отвези меня назад, к спортклубу, – попросила я.

Дома я оказалась около полуночи и обнаружила на веранде Катюшу, делавшую котлеты.

– Вот, – устало сказала она, – решила обед на завтра приготовить.

Мне стало стыдно. Катя сутками пропадает на работе, при этом учтите, что она не сидит в офисе и не перекладывает, зевая, с места на место бумажки. Нет, она стоит у операционного стола, порой по шесть-восемь часов в день, одно неверное движение – и больной в худшем случае лишится жизни, а в лучшем – голоса. Щитовидная железа расположена в очень неудобном месте, в шее, там, рядом, много всяких нужных органов. Естественно, что ей требуется отдыхать, а не прыгать у плиты.

– Иди ляг, – велела я, – сама дожарю!

– Ой, спасибо, – обрадовалась Катя, – честно говоря, я дико устала!

Я вымыла руки и принялась швырять комки фарша на раздраженно шипящую сковородку, и именно в этот момент ожил телефон.

– Вам кого? – недовольным голосом осведомилась я. Скорей всего это ошибка, наши все дома, а Сережка с Юлечкой и Вовка не станут звонить после полуночи.

– Вас беспокоит Аня, сестра Клавы, – донесся из трубки грубый голос. – Магдалену хочу забрать к себе, в деревню, Клавка велела за ней присмотреть.

– Девочки нет, – быстро соврала я, – может, Юрия прихватите? Привезу его вам к поезду.

– Спасибочки, – ответила Аня, – на фиг он мне сдался, алкоголик чертов, пущай с им Клавка сама возится, девку могу присмотреть, хотя она тоже не сахар! Мне дочка скандал устроила, когда узнала, что Магдалена появится.

– На мой взгляд, вы несправедливы к девочке, – не выдержала я, – Магда тихий, забитый ребенок.

– Актриса она, – сообщила Аня, – кривляка, ни слова правды не дождешься. Уж мы ее лупим-лупим, Клавка зимой, я летом, а толку? Брешет безостановочно! Вы ее просто не знаете!

От негодования я промахнулась и уронила кусок фарша прямо на голову Мули. Пока тугодумка Мульяна соображала, что за подарок послала ей фортуна, проворная Ада подскочила и мигом проглотила неожиданное угощение. Мулечка, сообразив, что ее обидели, собрала на лбу складки и залаяла. Ада побежала в гостиную, Мульяна за ней.

– Магдалена уехала, – решительно повторила я.

Ни за что не отдам девочку тетке, по-моему, в родной семье над ней просто издеваются, постоянно ругают, попрекают, даже бьют.

– Куда? – удивилась Аня.

– Я не знала ведь, что вы захотите племянницу к себе забрать, и отправила ее в лагерь.

– Какой?

– Пионерский, то есть, простите, оздоровительный, до тридцать первого августа.

– Да? – растерялась Аня. – Тогда ладно. Чего же Клавке-то не сказали?

– Не успела.

Из трубки понеслись гудки. Я продолжила процесс жарки котлет. Однако эта Аня не слишком воспитанна, взяла и швырнула трубку. Внезапно телефон снова зазвонил.

– Как место-то называется? – спросила Аня. – Где лагерь находится, скажите, съезжу за племянницей, Клава велела с нее глаз не спускать.

Однако! Да сестры просто кровожадные злодейки, им просто необходимо мучить несчастную девочку.

– В Израиле, – мигом нашлась я, – милое такое местечко возле Иерусалима.

– Возле Истры, что ль? – не поняла Аня. – По Рижской дороге? Так недалеко.

– Там Новый Иерусалим, – прервала я ее, – имею в виду настоящий Иерусалим, в стране Израиль, неужели никогда не слышали?

– У евреев, что ли? – воскликнула Аня.

– Да.

– За границей?

– Именно.

– И мне туда не попасть?

– Без загранпаспорта и визы никак, – решительно отрезала я.

– Ага, – ошарашенно буркнула Аня, – значит, ясно.

В трубке снова запищало, я перевела дух. Клава не знает адреса нашей дачи, следовательно, ее малопривлекательная сестрица не свалится мне на голову, и Магдалена спокойно проживет лето в Алябьеве. Ей-богу, некоторым людям совершенно не стоит заводить детей!

После жаркого, липкого дня наступила душная ночь. Вопреки моим ожиданиям, не стало прохладней. Даже под тонкой простыней было невыносимо жарко, а подушка походила на раскаленный уголь. Промучившись без сна, я осторожно дошла до кухни и вытащила из холодильника мороженое. Через пять минут мне стало только хуже, захотелось пить. Пришлось вновь бежать к холодильнику, но холодного «Боржоми» не нашлось, бутылку я обнаружила на столе, на веранде. Теплая, без газа вода оказалась безумно противной. Поняв, что заснуть не удастся, я выползла во двор и легла в гамак. В голове было пусто, тело отяжелело, неожиданно ко мне начала подкрадываться дрема. Вместо того чтобы пойти в дом, я лениво закрыла глаза. Полежу тут, на улице. Несмотря на все время ухудшающуюся криминальную обстановку в стране, в Алябьеве тихо, мы порой забываем запереть дачу. Это, конечно, неправильно, но в нашем поселке нет ни воров, ни бандитов. Огромная, неестественно желтая луна смотрела на Землю, звезды усеяли небо, скорей всего завтра опять будет жарко.

Послышался тихий скрип. Я лениво перевела глаза в сторону веранды. Из дома легкой тенью выскользнула Магдалена, за девочкой хвостом выскочила Ада. Адюшка любопытна сверх меры, ей всегда хочется знать, кто, куда и зачем пошел.

Решительным шагом девочка направилась к сараю. Я хотела уже воскликнуть: «Магда, почему не спишь?»

Но тут Ада тихонько тявкнула.

– Заткнись, – зло прошипела Магдалена, возясь с замком, – захлопни пасть, кретинка.

Надо же, как она, оказывается, разговаривает с собаками, когда думает, что ее никто не слышит! Может, мне послышалось? Обычно девочка нежно щебечет: «Адочка, Мулечка, мопсики любимые», а сейчас: «Захлопни пасть, кретинка!»

Ада, однако, несмотря на грубое замечание, продолжая тявкать, подбежала к Магде. Девочка в этот момент как раз открыла дверь сарая. Адюшка хотела было юркнуть внутрь, и тут Магда с силой пнула ее ногой. Собачка обиженно заскулила, потом села на траву и затряслась от обиды.

Адюня у нас существо нервное, способное упасть в обморок. Мулечка, та спокойная, недаром мы зовем ее Мульдозер. В свое время Катя купила Мульяну Кирюшке в качестве подарка на день рождения. Мальчик пришел в бурный восторг и начал самозабвенно ухаживать за собачкой. Через полгода Муля превратилась в добродушное существо, не нервничающее ни по какому поводу. Да и зачем бы ей суетиться? Два раза в день, без исключения, перед носом мопсихи появлялась мисочка, наполненная вкусной кашей с мясом. Спит Муля исключительно на кровати, залезая с головой под пуховое одеяло. Ее никогда не ругают и, естественно, не бьют, на нее ни разу даже не замахнулись тряпкой. Если Мульяна совершает проступок, ну, утаскивает со стола конфеты, рвет тапки или прудит лужу в гостиной, впрочем, последнее случается крайне редко, я беру в руки газету, свернутую трубкой, сажаю перед собой мопсиху, колочу печатным изданием по полу перед ее носом и приговариваю:

– Фу, как стыдно, гадкая собачка!

Мульяна великолепно понимает, что ей высказывают порицание, поэтому она старательно изображает раскаяние и даже тихо поскуливает, виляя скрученным хвостом, но уже через пару секунд мне становится жаль ослушницу. Газета отправляется в помойное ведро, а в моих руках оказываются строго запрещенные ветеринаром и от этого еще более горячо любимые Мулей медовые пряники. Я никогда бы не сумела стать дрессировщиком или учителем. По-моему, эти профессии очень похожи: надо без конца указывать животным и детям на их ошибки, ругать, наказывать. Моего педагогического пыла хватает максимум на пять минут. Потом я начинаю совершать антипедагогические поступки, отправляю двоечника в кино или кормлю безобразницу-собачку сладкой выпечкой. Мне кажется, что Мульяна знает об этой особенности хозяйки, поэтому совсем не пугается, увидев газету.