Магия госпожи Метелицы - Донцова Дарья

Я сделала паузу и посмотрела на молчащего Андрея и притихшего Виктора.

– В крови покойных Хатуновой и Соевой нашли яд. Но как он туда попал? В еде-чае отравы не было, кружки-тарелки, которые использовали покойные, вне подозрений. Думаю, дело было так. Отравить хотели Ангелину Максимовну. В гимназии у всех учителей свои чашки, они стоят в шкафу, никто чужую посуду не возьмет, это не принято. Преступник решил использовать привычку педагогов пить чай-кофе только из собственных кружек и покрыл чашку Жориной изнутри самодельным ядом, сделанным по старинному рецепту. Мы знаем, что отрава не имеет ни запаха, ни вкуса, сохраняет свои свойства веками и активируется, соприкоснувшись с жидкостью. Чашку намазали ядом вечером накануне дня гибели Хатуновой. Ангелина в тот день была дежурной, она сидела в учительской до шести. И, кстати, жалуясь на пропажу чашки, Жорина говорила: «Куда она могла подеваться? Вечером, перед тем как домой унестись, я чайку попила, помыла кружечку, на полочку поставила, а на следующий день не нашла ее на месте». Отравитель должен был уйти после Жориной, но до секретарши Лены. Охрана фиксирует, когда педагоги покидают здание.

– Витя, – воскликнул Андрей, – быстро выясни…

– Уже понял, бегу, – кивнул парень и исчез.

Платонов посмотрел на меня.

– Чашка с ядом ждала Жорину, только у нее она была с анималистическим рисунком.

– Да, – кивнула я. – Косорукая Лена, напуганная обещанием директрисы ее уволить, схватила чашку Жориной и поставила в приемной в шкаф. Хатунова выпила из нее чай и скончалась. Соева вошла в кабинет, увидела прелестную кружечку, заменила ее на мою белую и унесла в библиотеку. Вера была аккуратным человеком, она, конечно же, помыла чашку, но мы знаем, что яд не исчезает даже после тщательной обработки отравленного предмета. Судя по тому, что Соева в тот день не умерла, попить чаю Вере не удалось. Соева здорово нервничала из-за снимков в письменном столе, не знала, как их добыть, чтобы не вызвать подозрений. На следующий день я зашла в библиотеку, и Вере Борисовне пришла в голову мысль отправить за снимками меня.

– Не самая умная идея, – вздохнул Андрей.

– Ну да, – кивнула я, – и красть чашку тоже было глупо. За доставку папки Вера пообещала сказать мне, кто убил Полину. Теперь я понимаю, что Хатунова погибла случайно, библиотекарша мне соврала, чтобы получить фото. Но я в тот день поверила ей, мне показалось, что она кого-то боится. Я поспешила в кабинет директрисы, остальное известно. Мы с Ангелиной стояли в холле, когда психолог Авдотья Громушкина заорала: «Вера Борисовна умерла!» Я хотела бежать в библиотеку, но поскользнулась и упала, присутствующие кинулись ко мне. А человек, задумавший убить Ангелину, еще в день смерти Хатуновой понял, что его замысел не удался. Жорина-то распрекрасно себя чувствовала. Погибла Полина Владимировна. Небось отравитель терялся в догадках, что случилось? Потом преступник услышал стенания учительницы труда по поводу пропавшей чашки и сообразил: обработанная им кружка неведомым образом попала к директрисе. Конечно же, убийца занервничал, скорей всего, он решил унести чашку с собачками и разбить ее. Но полиция увезла всю посуду. А на следующий день раздается вопль Громушкиной: «Вера Борисовна умерла!» Все растерялись, а злодей скумекал: обработанная им чашка продолжает путешествовать по гимназии, теперь она попала к Соевой, и, воспользовавшись суматохой, вызванной моим падением, он поспешил в библиотеку, чтобы проверить свою версию и, если она верна, стащить улику.

Преступнику повезло, он опередил меня и полицейских. Я, войдя в библиотеку, отметила, что на столе конфеты и чайник, чашки там не было. Нет бы мне удивиться, а из чего Вера пила? Не из носика же? Но я была шокирована неожиданной кончиной недавно бодро беседовавшей женщины и не могла трезво мыслить. Преступник совершил ошибку, которую не допустила Вера. Она догадалась поставить на место украденного бокала мою чашку, а отравитель убежал с уликой, не заменив ее. И, кстати, эксперт тоже поинтересовался, где чашка покойной. Я же вспомнила про ее отсутствие лишь в тот момент, когда в моей голове стала формироваться цепочка: разбитая Леной посуда – бокал с собачками в шкафу, потом на столе директрисы – пропажа моей чашки – исчезновение кружки Ангелины – любовь Веры к котам-собачкам… стоп! А где же чашка, из которой Соева пила перед смертью чай? Вот почему следов яда не было нигде, отраву нанесли на посуду. Если бы не торговка со сладкими кружками и не вороватая администратор из клиники, я бы никогда не догадалась, в чем дело.

– Можешь вспомнить, кто из учителей стоял около тебя в момент падения? – остановил меня Андрей.

Я призадумалась.

– Психолог Громушкина сначала орала, потом зарыдала. Из учительской выскочили Жорина, Линькова, Шитова, Федотова. Я упала, они засуетились. Карелия и Нина Максимовна задавали глупые вопросы, Жорина причитала, а вот что делала Мария Геннадьевна… Когда я наконец поднялась, то учительницы химии не было.

В кабинет без стука вошел Виктор.

– По поводу вашего вопроса об уходе учителей. Охрана отдала свои записи. Основная часть ушла в период с четырех до пяти. В семнадцать пятьдесят пять из школы вышла Ангелина Максимовна Жорина.

– Она дежурила, – прокомментировала я слова парня, – и должна была сидеть до шести.

– В восемнадцать тридцать гимназию покинула Мария Геннадьевна Шитова, и самой последней ускакала в девятнадцать пятнадцать секретарь Лена.

– Шитова! – подпрыгнула я. – Учительница химии придумала какой-то лак для стариной мебели, она о нем все уши ученикам прожужжала. Мария вечно роется в древних книгах, выискивает в них способы реставрировать столы-стулья-буфеты. А еще она смешала отраву для тараканов. Прусаки отведали зелья и все разом передохли. Шитова могла сварить яд!

– Немедленно доставь сюда эту талантливую особу, – распорядился Андрей. – Вежливо, аккуратно, под предлогом беседы о Кокозасе.

Виктор ушел.

– У тебя нос похож на помидор, – отметил Платонов. – Сильно болит?

Я осторожно его потрогала.

– Терпеть можно.

– Надо ехать к врачу, – покачал головой Платонов, – вдруг там перелом.

Я отмахнулась.

– Соседка Сергеева-Пескова врач, она…

– Эй, чего замолчала? – спросил приятель.

– Странно, однако, – протянула я, – когда я долбанулась об пол на лестнице, Кокозас-Сергей совершенно искренне перепугался и кинулся к соседке.

– Что в этом удивительного? – пожал плечами Платонов. – Вполне естественная реакция человека на женское лицо, залитое кровью.

– Сергей Песков по образованию врач-травматолог, до того как стал Кокозасом, он работал по специальности, – продолжила я, – профессионал, даже много лет не практикующий, не станет нервничать при виде ушибленного или сломанного носа, он просто окажет пострадавшей первую помощь. Но Песков поступил иначе. Почему? И по какой причине он соврал про диабет, чтобы попасть в кафе и удрать от охраны. Ему же ничего не грозило!

Платонов встал.

– Фиг его знает, что у мужика в мозгах творилось. Надеюсь, мы его поймаем и узнаем ответы на твои вопросы. Шитову привезут не раньше чем через час, пошли пока поедим, потом навряд ли удастся. Беседа с Марией Геннадьевной будет долгой.

Я посмотрела на часы. Андрей прав, перекусить не мешает, и, похоже, поспать мне сегодня не удастся, большую часть ночи я проведу в небольшой комнатке, глядя через стекло на учительницу химии.

Мы на лифте спустились на первый этаж.

– Советую взять бефстроганов, – сказал Андрей, открывая дверь, – здесь его очень вкусно готовят.

– Нет! Хочу креветок! – воскликнула я, выходя на улицу. – Две порции… Боже!

– Что такое? – остановился Платонов.

– Моя машина, – прошептала я, – вернее, малолитражка, на которой я езжу в школу! У нее на крыше лежит кирпич.

– Совсем хулиганье обнаглело, – пришел в негодование Платонов. – Каменюка не могла сверху упасть, неоткуда ей сваливаться, кто-то из прохожих постарался! Поймать бы шутников, да руки оторвать. Не переживай, тачка не твоя, Иван ее починит. Потопали ужинать.

Я молча шла рядом с Андреем. Альтаир, жена писателя Ногова-Архангельского, пообещала, что я стану обжорой, буду поглощать всякую дрянь, к которой ранее даже щипцами не притрагивалась. Пожалуйста, я теперь постоянно лопаю еще несколько дней назад ненавистные креветки. И про кирпич на крыше машины Царица с большой буквы тоже упоминала. Вот только я не верю ни в сглаз, ни в порчу, ни в магию. Ну, Ногова-Архангельская, погоди, тебе придется пожалеть, что бросила кирпич на крышу несчастной малолитражки. Правда, я не знаю, как ей удалось внушить мне страсть к ракообразным, может быть, внезапный всплеск любви к морским гадам случился сам собой, просто моему организму не хватает белка, и мозг решил стимулировать меня на его получение. Но кирпич точно дело рук сумасшедшей дамы. Ну ничего, я с ней разберусь.