Доллары царя Гороха - Донцова Дарья

– Конечно.

– И где это написано?

– Ну… все дают.

– А я не стану.

Варя прищурилась.

– Небось в этом НИИ работаете, что рядом стоит. Угораздило же нас тут открыться. Косяком уроды идут, то в туалете на два часа засядут, то скандал устроят! Ваще прям!

Не слушая недовольное ворчание официантки, я схватила сумочку и ушла. Больше в эту кофейню не загляну, даже если стану умирать от голода!

К Гортензии Петровне я поехала без предварительного звонка. С пожилой дамой лучше пообщаться лично, тем более что и повод у меня есть самый замечательный: вручу ей пятьсот долларов.

Считается, что пожилые люди предусмотрительны, аккуратны, поголовно боятся бандитов, поэтому, прежде чем открыть входную дверь, долго расспрашивают нежданного гостя и рассматривают его в «глазок». Но Гортензия Петровна распахнула дверь мгновенно. Едва я успела нажать на звонок, как на пороге появилась маленькая, верткая дама, смахивающая на престарелую стрекозу.

– Вы кто? – резко спросила она, выходя на лестничную клетку.

– Даша Васильева, – автоматически ответила я, – а вы Гортензия Петровна Клара́?

– Да, – быстро сообщила старушка, – говорите скорей, что надо, я за хлебом собралась. Сейчас ларек закроется, он всего лишь до четырех работает, останусь без батона.

Только сейчас я заметила у нее в руках хозяйственную матерчатую сумочку. Сразу стало понятно, что Гортензия Петровна открыла дверь, собираясь уходить, вполне вероятно, что она даже не услышала моего звонка.

– У вас на первом этаже супермаркет, – напомнила я, – круглосуточный, там небось хлеба завались.

– Гадость! – воскликнула Гортензия. – Отвратительная выпечка, по вкусу напоминающая вату! Я беру только заводские сайки!

– Хорошо, подожду вас вот тут, посижу на подоконнике.

В глазах Гортензии Петровны вспыхнуло возмущение.

– Это с какой стати? Вы кто такая?

– Ну не на лестнице же нам беседовать.

Старушка быстро заперла дверь и твердо заявила:

– Никогда не пускаю к себе посторонних. У вас есть рекомендательное письмо?

Я постаралась не рассмеяться во весь голос. Рекомендательное письмо! Господи, в каком веке живет Гортензия Петровна?

– Если нет, то до свидания, – желчно произнесла бабуся и со скоростью, которую трудно ожидать от пожилого человека с артритными ногами, унеслась вниз. Мне показалось, что она перепрыгивала через ступеньки, но это, наверное, все же было не так. Пришлось устроиться на подоконнике.

Очевидно, сердитая дама таки заглянула в ненавистный супермаркет, потому что она появилась у двери в свою квартиру лишь через два часа, когда я уже буквально извелась, выучив наизусть валявшиеся у окна бесплатные газеты. Поставив на пол три пакета с надписью «Страна еды», Гортензия Петровна вытащила ключи, отомкнула четыре замка…

Я кашлянула. Старушка быстро повернула голову и воскликнула:

– Опять вы!

– Я же сказала, что подожду, пока вы купите хлеб.

– Уходите, – дрожащим голоском велела старушка, – а то милицию вызову.

– У меня…

– Убирайтесь!

– Но позвольте…

– Ни за что! – взвизгнула Гортензия Петровна. – Вчера по телевизору очень хорошо объяснили, как действуют мошенники! Сначала зубы заговаривают, а потом все сбережения отнимают.

Я молча вытащила из сумочки пять стодолларовых ассигнаций, встала с подоконника, протянула их даме и сказала:

– Я не собираюсь ничего отбирать, наоборот, принесла вам деньги. Доллары, правда, выпущены давно, еще в семидесятых годах, но вы не сомневайтесь, они ходят на рынке наравне с новыми.

Гортензия Петровна вытянула вперед маленькую морщинистую, покрытую пигментными пятнами лапку, осторожно пощупала одну зеленую бумажку, вторую… Потом ее лицо стало таким красным, как подкрашенные губы. Я с тревогой наблюдала за метаморфозой. Внезапно Гортензия Петровна отдернула от купюр руку. Я же, решив, что она хочет взять деньги, разжала пальцы. Словно не вовремя упавшие с дерева молодые листья, доллары спланировали на грязный пол и, как верные собаки, улеглись у наших ног.

Гортензия Петровна посмотрела на деньги с выражением самого крайнего отчаяния.

– Так я и знала, – прошептала она, – даже ждала, что их найдут и призовут меня к ответу. Вы ведь из КГБ? Я сразу поняла! Тогда тоже женщина была, только ей не удалось Михаила Николаевича обыграть, да и о Леонардо вы зубы обломали, один Володя Трошев, земля ему пухом… Но его просто поймали с купюрами. Господи, все умерли, все. Леонардо, Марфа, Михаил Николаевич, одна я осталась, одна… Значит, он все же сходил к вам, вор!

Я слушала бессвязные восклицания Гортензии Петровны и понимала, что случайно наткнулась на совершенно бесценного человека, который знает все.

– Одна, – монотонно повторила старушка, – одна…

В этот момент дверь соседней квартиры стала приоткрываться. И опять Гортензия Петровна удивила меня своей прытью. Она в мгновение впихнула меня внутрь своей квартиры, подхватила с пола деньги и закрыла дверь изнутри. Я очутилась в темной прихожей, где у стены стояла высоченная старинная вешалка, украшенная фарфоровыми медальонами.

– Ступайте в гостиную, – тоном светской дамы велела Гортензия Петровна, рукой указывая мне направление.

Я миновала извилистый коридор и вошла в комнату, заставленную тяжелой мебелью с пыльной бархатной обивкой. Несмотря на знойный июль за окнами, тут при полном отсутствии кондиционеров было прохладно и пахло, как в библиотеке, хоть ни одной книги я не заметила.

Гортензия Петровна села на диван и снова завела:

– Я осталась одна! Все умерли. Разве справедливо, что теперь за всех отвечать придется мне?

– Людмила Сергеевна жива, Люся, – уточнила я, – жена Володи.

Гортензия Петровна удивилась.

– Да? Вы уверены? Ей вообще-то больше лет, чем мне. Кстати, Люся была старше Володи, это их страшная семейная тайна. На мой взгляд, в данном факте ничего особенного нет, но она очень боялась, что знакомые узнают о разнице в летах. Люся, дура, и в молодые годы плохо соображала, а сейчас, наверное, совсем ум растеряла. Знаете, мудрость не всегда приходит с возрастом, чаще всего старости сопутствует маразм. А уж коли смолоду был идиот, то к зрелым летам станет кретином в квадрате! И потом, Люся ничего не знала, ей Володя наплел какую-то глупость. Она была совсем не в курсе. Володя обожал дурочку, просто умирал от любви, избавил ее от всех забот, на руках носил. Конечно, Михаил Николаевич относился ко мне очень хорошо, но такого обожания я никогда не видела. Хотя разве можно было меня сравнить с Люсей? О господи! Да и Марфу тоже. И ведь Володя развелся с Люськой, фиктивно, словно зверь, почуял опасность и с собой в тюрьме покончил, только бы на его драгоценной женушке ни пятнышка не осело. И уж, наверное, постарался с того света позаботиться о ней.

Гортензия Петровна потеребила плед, прикрывавший диван, вздохнула и, очевидно, приняв какое-то решение, спросила:

– Если я сейчас расскажу вам всю правду, избегну ли тюремного заключения?

Надеюсь, что вы не осудите меня и поймете, почему я моментально ляпнула:

– Конечно, вас никто не тронет.

Гортензия Петровна снова затеребила шерстяную накидку.

– Все равно друзья в могилах, – протянула она, – значит, я никого не предаю… Ладно, слушайте.

Леонардо Якунин, Володя Трошев и Михаил Клара́ дружили с ранней юности, со студенческих времен. Якунин и Трошев учились в одном институте, там и познакомились. Потом Леонардо женился на Марфе, а у нее имелась подруга детства Гортензия. Через полгода после свадьбы Марфы Гортензия тоже вышла замуж, за Михаила Клара́, так и сложилась их компания. Мужчины относились друг к другу с полным доверием, их жены тоже, но только Марфа и Гортензия. Люсю обе пары воспринимали как досадное приложение к Володе. Она раздражала всех глупостью, наигранной восторженностью, привычкой в самый неподходящий момент читать собственные бездарные вирши и необыкновенным эгоизмом.

В молодости друзья часто выезжали на природу, устраивали пикники, и женская часть компании обычно готовила мясо для шашлыков, а после завершения трапезы мыла посуду и собирала мусор. Но небольшая оговорка: это делали только Марфа и Гортензия. Люся же сидела с мужчинами и курила вонючие папиросы, вставленные в янтарный мундштук. Было абсолютно бесполезно призывать ее помыть тарелки или приготовить чай.

Володина жена сначала пыталась сделать вид, будто ничего не слышит, но, если Марфа и Гортензия проявляли настойчивость, она кокетливо щебетала:

– Ой, девочки, вы же такие замечательные хозяйки, просто любо-дорого посмотреть! А я полнейшая неумеха! Ну ничегошеньки не могу! И как только Вовка меня терпит!

И что было ответить на подобное заявление? Один раз Гортензия не выдержала и крикнула:

– Все равно топай сюда! Будешь учиться. Бери тарелки, губку и начинай.