Тайная связь его величества - Донцова Дарья

Кирилл сложился пополам от смеха.

– Прикиньте, ребята, вкатывается огромный торт. Бабах! Из него выскакивает голый стриптизер… ну натурально без ничего, даже плавок нет… подбегает к Любе и начинает танцевать для нее. Я сразу понял, чьих рук это дело, мамахен подарочек Волковой приготовила. Чуть не помер со смеху. Да вы самого главного не знаете! Любаня-то отмечала семидесятипятилетие. Такой юбилярше стриптизер, как ежу топор, нужен. Ой, прости Ежуля! Ладно, парни, ступайте Гарика с Верой разводить, а мы пойдем. У нас дел по уши, большая программа намечена, сегодня заявление в загс отнесли, надо отметить.

– Поздравляю, – сухо произнес Макс. – Но мы не клоуны. Вам придется задержаться.

На следующий день меня разбудила Таня. Она просунула голову в спальню и трагическим шепотом актрисы МХАТ спросила:

– Ваняшка, ты куда банки поставил?

Я еле оторвал голову от подушки и промычал нечто маловразумительное.

– Пустые, из-под еды, – уточнила Татьяна. – И крышки пластиковые.

Сон улетучился.

– Ой, совсем забыл! Прости!

Таня отреагировала вполне мирно:

– Ничего, Ваняшка, не расстраивайся. Сегодня захвати.

Я пробормотал:

– Собирался в клинику завтра, сегодня у меня дела.

– Жаль баночки, удобненькие, – заканючила Таня, – но могу и без них обойтись. Вот крышки не мои, мне их в дорогу Ленка-соседка дала, чтобы еду закупорить. Теперь такие не выпускают. Делают похожие, но тонкие, они плохо держатся, отваливаются. У Ленки крышечки от мамки остались, еёшная мать на заводе, где их штампуют, работала, там и сперла. Ох, соседка меня, как домой вернусь, на мыло упреками изведет.

– Чья мать? – не сообразил я.

– Еёшная, – повторила непонятное слово Таня.

Я постарался реанимировать полусонный мозг. Что мне нужно запомнить из вороха информации? Банки и крышки из больницы необходимо доставить Татьяне, иначе ее соседка Елена и мать какого-то Еёша с ней поскандалят. Странное, однако, имя Еёш…

– А Ленкин муж, Сашка, еще тот тип, – продолжала тем временем Таня. – Он Михайловым, которые напротив живут, забор сломал. Спроси, за что?

– За что? – машинально повторил я.

– Кто ж знает! – всплеснула руками жена Ильи. – Дурак с дыркой в голове. Ленка думает, что евошная сестра с Сашкой спит, их кое-кто летом на автобусной остановке видел. Понимаешь позор, Ваняшка?

Я сел в кровати.

– Со стороны Саши было весьма неразумно заниматься любовью там, где тормозит общественный транспорт. Неужели он не мог найти более укромное местечко?

Татьяна прикрыла рот рукой.

– Ваняшка! Ты чего сейчас сказал-то?

Я потер ладонью лоб.

– Это ты сказала, что сестра Евоша спит с Сашей, их заметили на остановке.

Таня поцокала языком.

– Ваняшка! Ленка только думает, что евошная сестра шуры-муры с Саньком крутит, точно она не знает.

Я зевнул.

– Если пара уютно устроилась прямо на остановке на глазах у проезжающих, думать не о чем, все понятно.

– Экий ты суровый, – покачала головой Татьяна. – Прям такой определенный. Нельзя по сплетням людей судить. Может, Санек с Катькой там случайно очутились?

Я понял, что теряю нить беседы. Минуточку, чья сестра любовница Саши? Еёша или Евоша? И вообще, Сашка и Санек один человек или два разных?

– Ты согласен? – наседала Таня. – Можно же просто рядом очутиться. Он, допустим, справа к маршрутке подошел, она слева. А у Ленки в башке один разврат!

До меня с большим опозданием дошла суть произошедшего.

– Так они просто стояли!

– Ну да, – согласилась Таня. – А ты чего подумал?

Я закашлялся. А что можно еще представить, услышав, что сестра какого-то Евоша спит с Сашкой, их видели на автобусной остановке?

Татьяна тем временем вещала дальше:

– У Катьки вроде как шуры-муры с Петькой Михайловым, а у того жена, детей четверо. Разве это красиво? Ленкин Сашка психанул и Петяхе забор-то топором порушил. Погорячился, конечно, следовало просто харю начистить. Зачем имущество портить? Не по-мужски это. Михайлову пришлось деньги на ремонт изгороди тратить, у своих детей рубли отнимать. Не знаю, как у других, везде разные порядки, люди подчас странные встречаются, но у нас, в Богдановске, так не принято. Вскипело у тебя? Разрули по-человечески, без ущерба хозяйству. Вон Кириллов, например, как поступил? Евошная дочь забеременела от Мишки, а парень, поганец, в кусты, типа, я не я, лошадь не моя, ребенка ветром надуло, идите все лесом, жениться не хочу. И чего Кириллов? Как думаешь, Ваняшка?

Я вздохнул. У этого Евоша и сестра, и дочь местные Мессалины[3].

Таня не стала дожидаться ответа.

– Пошел Кириллов к Мишке, вывел его на улицу и хрясь мерзоту как следует. Итог: Олька с Михаилом живехонько в загс слетали. Развелись, правда, через два года, но зато ребенок в законном браке родился, не стыдно ему потом перед соседями будет, никто байстрюком обзывать не станет. Вот это по-нашему, по-богдановски. Молодец, Кириллов, и Ольку защитил, и честь семьи спас, и никакого урона хозяйству не нанес. На улице они дрались, ни тарелочки в доме не грохнули. А Сашка басурман. Понимаешь, Ваняшка?

– Нет, – откровенно ответил я, начисто запутавшийся в обстоятельном рассказе Тани.

– Сашка недоумок, евошная сестра на голову свернутая. Ленка им под стать. Еёшный мужик за свою жену руки любовнику выдернет и вместо ног вставит. Сообразил, Ваняшка?

Я начал тихо уползать под одеяло.

Речь Тани удивительным образом напоминала выступление некоторых политиков и экономистов: вроде каждое произнесенное слово имеет смысл, но от фраз, составленных из них, впадаешь в прострацию. Вчера я с чего-то решил посмотреть телевизор, пощелкал пультом и услышал: «У нас наметился положительный рост отрицательной динамики на общем фоне отдельно взятого сектора отраслевой части экономики». На мой взгляд, это так же запутанно и сложно, как отношения между сестрой Евоша и матерью Еёша.

Татьяна уперла руки в боки.

– Крышки, Ваняшка, в них суть! Они шикардос какие!

– Кто? – заморгал я.

– Крышки для банок, пластиковые, те, что Ленке от еёшной мамки достались, – зачастила она. – Если я их не верну, Сашка-психопат, еёшный мужик, меня уроет. Или, что еще хуже, сарай подпалит. Раз из-за евошной сестры такая битва разгорелась – из-за ерунды вообще-то… ну спят они вместе, и чего… сегодня спят, завтра нет, добрее надо быть друг к другу, за топор не хвататься, – то за крышки евошной жены Санек кого хошь прибьет. Просек, Ваняшка? Крышечки-то шикардос! Из-за них точно мне кранты будут.

Я судорожно пытался составить логическую цепочку. Лена дала Тане крышки, они шикардос, то есть шикарные… Сестра Евоша спит с чужим мужем… Минуточку, Евош мужчина или женщина? Вроде у него есть жена и дочь, значит, это парень. Хотя не все ли мне равно, какого Евош пола? Если Таня не вернет крышки, муж Еёша устроит пожар в сарае Подушкиных, потому что это крышки жены Евоша… А при чем тут сосед Михайлов и автобусная остановка?

Я потряс головой.

– Таня, пожалуйста, скажи коротко и ясно, что я должен сделать?

– Ваняшка, если тебе просто велеть, ты забудешь выполнить, – укорила меня она. – Значит, надо подробно объяснить, чтобы ты прочувствовал глубину беды. Ваняшка! Очнись!

– Очень хорошо тебя слышу, – сказал я.

– Тогда повтори, – потребовала Таня.

– Пересказать весь наш разговор? – напрягся я.

– Нет, только то, что очень-очень надо сегодня сделать, – терпеливо растолковала Татьяна.

– Забрать в больнице крышки и банки, – отрапортовал я.

– Ай, умница! – похвалила меня она. – А теперь иди завтракать, болтушку сделаю. Ты ее любишь? Хвастаться не стану, но она у меня лучше всех получается, прямо шикардос!

У меня слово «болтушка» ассоциировалось не с едой, а с жидкостью противного серого цвета, которой Таисия протирала руки мне в детстве, когда те покрывались цыпками, но я храбро ответил:

– Спасибо, съем с удовольствием.

– Сколько яиц в нее вбухать? – не остановилась Таня. – Четыре? Пять?

Я сообразил, что она собирается пожарить какую-то разновидность яичницы, и резво ответил:

– Два.

Брови Тани взметнулись вверх.

– Ваняшка, ты на диете сидишь? Заболел? Может, за лекарством в аптеку сгонять? Скажи, какое купить?

– Я абсолютно здоров, – заверил я.

– Тогда чего так мало есть собрался? Два яйца мужику на сковородку бить стыдно. Давай четыре штучки размешаю, сальца покрошу, лучку… Съешь, и сразу кровь заиграет, как у коня. Помчишься по делам, аж искры из-под копыт.

– Крайне тебе благодарен, но я не ем сало. И больше двух яиц в неделю употреблять не очень хорошо, в них масса холестерина, грубо говоря, жира. Он забивает просветы в сосудах, и у человека случается инфаркт или инсульт. Люди в России могли бы жить намного дольше, если бы следили за своим питанием.

– Газет начитался, – улыбнулась моя собеседница, – телевизора наслушался. Наивный ты! Знаешь, почему с экрана про то, что жрать меньше надо, талдычат, народ смертью от хорошей еды пугают? Не верь болтунам, Ваняшка! Вон дед мой в сто шесть лет под холмик улегся. Пил, курил, мяса много ел, колбасу с сосисками, сыр, масло, сметанку обожал. И чего? Здоровеньким помер. Ладно, скажу уж тебе по-родственному правду: не своей смертью помер-то, его Генка, муж любовницы, табуреткой по башке огрел. Вернулся, значит, Геннадий с работы не вовремя, глядь, а жена в кружевной сорочке по дому рассекает. С чего бы бабе парадное белье, для больницы на всяк случай купленное, вот так попросту, без причины, таскать? Генка не дурак, скумекал: изменяет ему Лизка. Давай по дому шастать, полюбовничка искать. Глядь, а дедок мой в окошко кухни вылезает. Ну и осчастливил его Гена табуретиной по кумполу.