Золотая всадница - Вербинина Валерия

– Так уж и быть, сударыня, – молвил он со вздохом, – исключительно из уважения к вам я готов поступиться своими принципами и сдать вам дом на четыре месяца… но не меньше!

– Четыре месяца – тоже многовато, – заметила Амалия. – Позвольте узнать, господин граф, во сколько вы оцениваете месяц пребывания в этом замечательном доме?

Господин граф помялся и озвучил цифру, на которую в Париже можно было преспокойно снять всю авеню Ош с Триумфальной аркой в придачу. Амалия (которая, впрочем, не ожидала ничего иного) сделала большие глаза.

– Если уж вы платите по триста золотых за вышивку, названная мной сумма и подавно будет вам по карману, – объявил жестокосердный граф.

– То была королевская вышивка, – рассудительно возразила Амалия, – а это всего лишь дом. Может быть, вы согласитесь снизить цену?

– Сударыня, я бы с радостью, но… как можно? Изумительный дворец, в котором жил сам Наполеон… даже как-то обидно, честное слово!

– Наполеон никогда не был в Любляне.

– Ну, если бы он здесь оказался, он бы остановился именно у меня!

Надо признать, что скаредность подсказывала старому графу самые неожиданные доводы; однако по лицу Амалии он видел, что они ничуть на нее не действуют.

– Сударь, я вижу, вы не расположены к серьезному разговору… Что ж, значит, мне не судьба любоваться на замечательные фрески в вашем особняке. Прощайте!

И, встав с кресла, она шагнула к двери.

Верчелли понял, что еще мгновение – и он останется один на один со своей желчью и с письмами родственников, и запаниковал.

– Это прекрасный старинный дворец! – простонал он. – Другого такого нет во всей Любляне! Сударыня…

Амалия уже взялась за ручку двери.

– Я готов обсудить цену! – прокричал Верчелли в отчаянии.

Его собеседница остановилась, о чем-то раздумывая, и повернулась к нему.

– Мне кажется, что этот дворец слишком темный, в нем мало солнца, – объявила она. – Может быть, у вас есть на примете что-нибудь еще?

Сенатор утер пот и предложил Амалии на выбор три особняка (которые он упорно именовал дворцами). Он призвал на помощь все свое красноречие и знание истории, расписывал, кто и когда побывал в этих замечательных домах и какие непревзойденные архитекторы над ними работали. Амалия улыбалась и кивала: днем она уже побывала во всех этих местах и знала, что дворцы, о которых повествует Верчелли, всего лишь никуда не годные развалюхи.

Наконец Верчелли вспомнил о замке Тиволи, который уже лет десять тщетно пытался хоть кому-нибудь всучить, и рассказал Амалии о райском месте, красивом, ухоженном, с множеством цветников, фонтанов и статуй… словом, втором Версале, только лучше.

– Там нет газа, – ответила бессердечная баронесса Корф, обмахиваясь веером.

– И без газа можно прекрасно жить, – быстро возразил Верчелли.

– Водопровод не действует, и воду приходится таскать из пруда.

– Но она все-таки есть, – напомнил граф. – Подумайте: прекрасный дворец в три этажа и роскошный парк…

– На что мне парк? Лучше уж что-нибудь поскромнее, но с водопроводом… и с электричеством. Газовое освещение все-таки уже устарело.

– Дворец в прекрасном состоянии! – защищался Верчелли. – И фонтаны…

– Ни один из них не работает.

– Зато у вас будет собственный парк! И никаких докучных соседей.

– Тоже мне, преимущество, – пожала плечами Амалия. – Я человек общительный и люблю бывать в компании друзей.

И она так посмотрела на сенатора, что на мгновение он даже забыл, зачем они здесь находятся; однако в следующее мгновение жадность вновь напомнила о себе, и Верчелли опомнился.

– Однако все находят, что дворец Тиволи прекрасен…

– Поэтому в нем уже десять лет никто не живет, – фыркнула Амалия. – Я вижу, сударь, что у вас нет ничего, чтобы меня порадовать.

Верчелли застонал про себя и объявил, что готов снизить цену. Они вновь перебрали все принадлежащие графу дома, и каждый Амалия вновь отвергла, но куда тверже и категоричнее, чем раньше. Очевидно, ей не меньше графа наскучили эти бесплодные обсуждения. А по тому, как гостья нет-нет да поглядывала на дверь, сенатор понял, что она просто-напросто тяготится его обществом и только ищет предлог для того, чтобы уйти.

– На площади, недалеко от российского посольства, я видела очаровательный домик с резными деревянными фигурами на фасаде, – наконец сказала Амалия. – Он сдается, и мне сказали, что обращаться надо к Новаковичам. Это, случаем, не родственники генерала, с которым я танцевала?

Граф затравленно поглядел на нее и, не зная, за что уцепиться, вновь завел речь о Тиволи. На сей раз он снизил цену до почти приемлемой, но требовал, чтобы договор был подписан сроком на полгода.

– Ну, не знаю, сударь, право, не знаю, – протянула Амалия, и он видел, что молодая женщина начала колебаться. – Если бы там имелся хотя бы газ…

– Я бедный человек, сударыня, – промолвил Верчелли с горестным вздохом.

– Неужели? – задумчиво уронила Амалия и посмотрела ему в глаза.

И, хоть старый граф был вовсе не робкого десятка (впрочем, в жизни ему и не приходилось чего-то особенно бояться), он все же дрогнул.

– Сударыня… Я очень бедный человек!

Амалию так и подмывало расхохотаться, но она сдержалась и ограничилась тем, что раскрыла веер и вновь – испытанное средство – выразительно покосилась на дверь. И сенатор решился.

– Конечно, из уважения к вам… – Он покусал губы и озвучил вполне допустимую цену, даже чуть ниже того, на что рассчитывала Амалия.

Теперь был ее черед дать ответ, но, отлично зная людей наподобие своего собеседника, она не торопилась.

– Так вы согласны? – спросил граф, нервничая.

– Пожалуй, да, – вздохнула Амалия. – Я пришлю к вам Петра Петровича для подписания договора. – Она покачала головой. – И как вы уговорили меня снять этот Тиволи? Уму непостижимо… Вы очень ловкий человек, граф! Ведь я намеревалась просить у вас совсем другой дом…

Сенатор решил, что хоть в чем-то сумел обвести шпионку вокруг пальца, и приосанился. Он отлично помнил, что особняк, о котором она заговорила первой, находится недалеко от королевской резиденции, в то время как Тиволи располагается на северо-западе города, и мысленно поздравил себя с тем, что ему удалось хоть в чем-то расстроить замыслы этой особы.

В самом лучшем расположении духа Амалия направилась домой. План, детали которого она весьма тщательно разработала, начал претворяться в реальность. Теперь оставалось договориться с Олениным, чтобы он нанял садовников и рабочих, заказать новые статуи и цветы для клумб, наметить места для беседок и теннисной площадки… А еще надо починить фонтан, и нанять оркестр, и…

«Может быть, соорудить в парке искусственные руины? Искусственную реку, конечно, я не потяну, да и не к чему она…»

Амалия вышла из кареты возле дома, в котором Оленин снял ей квартиру, и тут же обратила внимание на небольшую толпу неподалеку. Все ее дурные предчувствия разом пробудились. Уж не устроили ли ей вражеские агенты какую-нибудь пакость?

Однако оказалось, что причиной столпотворения была всего лишь лошадь, но зато какая! Желтая, цвета лютика, с тонкими ногами, крутой шеей и большими глазами. Животное сердито косилось на людей, которые обступили его и смеялись, показывая пальцами. Лошадь мотала головой и пыталась вырваться, но денщик держал повод крепко.

И тут в голове у Амалии закружился калейдоскоп воспоминаний: стало быть, ей лет 8 или 9, и старший брат Костя, примостившись возле нее, читает вслух чудесную книжку с текстом, напечатанным в две колонки, и черно-белыми картинками.

Желтая лошадь! Д’Артаньян и его отец, Менг, незнакомец, миледи… Уж не потому ли она, Амалия, выбрала жизнь, полную приключений, что брат когда-то прочитал ей эту книгу?

– Что происходит? – спросила молодая женщина и, протянув руку, погладила лошадь, чтобы успокоить ее.

Денщик объяснил, что его хозяин, генерал Новакович, играл недавно в карты со своим коллегой Ивановичем, последний проиграл не только деньги, но и одну из своих лошадей. Новакович ставил на лошадь не без умысла, потому что конюшни у Ивановича были отменные. Однако бравый генерал, воспользовавшись неточной формулировкой – «одна из ваших лошадей», обвел выигравшего вокруг пальца и прислал ему лошадь, которой дорожил менее всего и которая уродилась непонятно в кого.

– Вряд ли генерал Новакович будет этим доволен, – заметила Амалия. – А не продаст ли он эту лошадь мне?

Денщик вытаращил глаза. Собственно говоря, он до сих пор слонялся по улице только потому, что сильно опасался хозяйского гнева, который обязательно выплеснется, едва генерал увидит, какой выигрыш ему прислал Иванович. А в гневе Новакович был ой как крут!

– Думаю, он не откажется, – почтительно ответил денщик. – Он живет неподалеку, если вам угодно, я могу вас проводить.