Волчья сотня - Александрова Наталья

Коновод Никифор Пряхин возвращался из госпиталя в свою часть. Идти было не так чтобы далеко, но все же порядочно, потому что жили коноводы при конюшнях, а они находились на окраине города. Выписали его с обеда, он долго и растроганно прощался с товарищами по госпиталю и с добрыми сестрицами, после чего с несколькими такими же выписанными заглянул по дороге в трактир. Деньги у Никифора были, потому что штабс-капитан Коновалов, дай ему Бог здоровья, навещал его в госпитале и денег оставил не скупясь. Так что Никифор рассудил, что ничего не будет плохого, если он появится в конюшнях попозже, и с удовольствием посидел в трактире. Выпили по чарочке, потом еще по одной, а дальше подходили к их столу какие-то люди, все свои, солдатики, и немного опомнился Никифор только на крыльце трактира, куда вывел его половой, потому что у Никифора кончились деньги.

Попутчиков к окраине города не нашлось, и Никифор побрел, спотыкаясь и мечтая добраться наконец до постели или, на худой конец, упасть в конюшне на солому, а назавтра уже появиться перед офицером.

Смеркалось, деревья у дороги отбрасывали длинные синие тени. Солнце село где-то далеко в степи, птицы замолкли, и даже ветерок утих. Домики были расположены все просторнее и просторнее, наконец вообще пошел пустырь.

– Никифор! – окликнули вдруг его из высокой травы, что росла чуть в стороне от дороги.

Пьяненький коновод продолжал идти не останавливаясь.

– Никифор, Пряхин! – Голос усилился.

– Свят, свят! – забормотал Никифор и остановился, боязливо озираясь. – Господи, спаси, уже мерещится.

– Да не валяй ты дурака! – Голос прервался стоном. – Подойди, видишь, человеку плохо…

– А чего ты там делаешь? – Никифор решил держаться поближе к дороге, хмель от страха с него слетел.

– Лошадь меня сбросила, ногу, должно быть, сломал. А она, сволочь, в конюшни ушла.

Никифор, услышав разумное объяснение, немного приободрился и сделал несколько шагов к зарослям травы.

– Ваше благородие! – обрадованно закричал он. – Так это вы? Как же вас угораздило! А я по голосу-то не признал сразу, а это вон кто, оказывается…

Никифор наклонился к лежащему человеку, и тут же широкий охотничий нож вонзился ему в грудь. Полные недоумения глаза коновода остановились на лице человека, которому помощь совершенно не требовалась, потому что он легко вскочил на ноги. Никифор рухнул на траву.

Человек огляделся по сторонам, потом прислушался. В недалеких домиках перебрехивались собаки, а в остальном все было спокойно. Убийца убедился, что с дороги не видно трупа, и зашагал в сторону города.

Выступали через неделю, и шли в рейд почти все знакомые офицеры: так интересующая Горецкого четверка, Алымов, еще многие… то есть все оставшиеся в живых офицеры из прежнего рейда, кроме тяжело раненного генерала Дзагоева, а также казаки – все, кто остался в живых, кроме не успевших выздороветь после тяжелых ран. И так много людей погибло в прошлом рейде, да еще коновода Никифора Пряхина нашли мертвым в степи на окраине города. Крестьяне, ехавшие на базар, обратили внимание на скопище собак, которые как-то странно рычали. Нашелся неленивый человек, остановил телегу и отправился посмотреть. Так и обнаружился труп коновода Пряхина, которого, по предположениям местной полиции, зарезали из-за небольших денег, что имел он с собой, когда возвращался из госпиталя.

В последний момент Горецкий отпустил с Борисом Саенко, уж очень тот беспокоился, как там их благородие без него будут, опять же и за конями присмотреть некому. Точный маршрут держался, разумеется, в тайне, но Горецкий по секрету сообщил Борису, что решено сделать большую петлю, чтобы повстречать Махно совершенно не с той стороны, с какой он ждет опасности.

Предводитель бушевавшей на Украине крестьянской войны Нестор Иванович Махно происходил из бедных крестьян. Он был младшим ребенком в многодетной семье, с семи лет работал сначала подпаском, потом батраком. Шестнадцати лет поступил учеником столяра в родном селе Гуляй-Поле, скоро свел знакомство с анархистами и начал участвовать в «экспроприациях».

Махно с юности был невероятно нервным, иногда впадал в истерические припадки – впрочем, этим грешили многие «народные вожди» и «властители дум».

В 1907 году при очередной «экспроприации», а попросту при нападении на почтовую карету были убиты почтальон и пристав. Группой занялась полиция, арестовали четырнадцать человек. Военный суд приговорил Нестора Махно к двадцати годам каторги. Ввиду его несовершеннолетия каторгу заменили заключением в московских Бутырках.

В тюрьме Махно провел девять лет и заработал туберкулез. Значительную часть срока он пробыл в ручных и ножных кандалах, «за дурное поведение».

Здесь же, в Бутырках, он, как и большинство революционеров, обзавелся кличкой – Скромный. Бледный, тщедушный, маленького роста, на первый взгляд он как нельзя лучше соответствовал этому псевдониму… но только на первый взгляд.

Бутырки стали той кузницей, в которой из юноши-анархиста с весьма расплывчатыми романтическими убеждениями выковали крестьянского вождя, предводителя многотысячной повстанческой армии, который своим высоким певучим голосом мог поднять мятеж на всей Левобережной Украине, повести в бой на вражеские пушки и пулеметы плохо вооруженную, но бесконечно преданную своему батьке крестьянскую орду…

Из Бутырок Нестора Махно освободила Февральская революция. В 1918 году Махно в Гуляй-Поле объединил под своим началом крестьянскую армию и быстро освободил значительную часть Левобережной Украины от петлюровцев и первых белогвардейских формирований.

Махно был именно таким, каким крестьяне хотели видеть своего вождя: грамотный, но не интеллигентный, умный, но не искушенный в политике, хитрый, но недальновидный, не переносящий дворянских сложностей, полагающийся на пулеметы и шашки; неприхотливый, но падкий на красивые атрибуты власти: эффектный гусарский мундир, прекрасные серые кони, лаковая коляска, хлеб-соль, с поклоном подносимые на вышитом рушнике…

Нестор Иванович Махно одинаково ценил титул «батька», которым наградили его соратники, и звание красного командира. Он подписывал свои приказы: «Комбриг батька Махно».

В марте 1919 года Махно заключил с красным командованием соглашение, по которому его армия сохраняла свои черные анархистские знамена, внутреннюю организацию и название Революционной повстанческой армии. Махно получил от красных оружие, комиссаров-коммунистов и поступил в распоряжение командования Южным фронтом.

Этот союз продержался четыре месяца. Прибыв на Украину в начале лета, Троцкий, принципиальный противник любых коалиций с «попутчиками», узнал, что Махно проводит в Гуляй-Поле съезд крестьянских Советов, независимых от большевиков.

Четвертого июня 1919 года в «Известиях» появляется разгромная статья Троцкого под названием «Махновщина». В этот же день 2-я Украинская армия, в которую входили и две бригады Махно, была срочно расформирована.

Троцкий, видимо, не представлял всей мощи войск, сосредоточенных на юге Деникиным. Войска же Махно были обескровлены, они вели тяжелейшие бои с белыми и едва не попали в окружение.

Шестого июня Троцкий выпустил приказ о закрытии съезда крестьянских Советов, предании их суду революционного трибунала, ликвидации махновщины и объявлении самого Махно вне закона.

В тот же день белые казаки прорвались в «вольный район» возле самого Гуляй-Поля и уничтожили целый крестьянский полк. Через несколько дней с севера в «вольный район» вторгаются несколько красных полков, громят крестьянские Советы и коммуны. Затем арестовывают членов штаба Махно и казнят в Харькове.

В большевистских газетах появляются сообщения об измене Махно и открытии им фронта. Отступление Красной Армии на юге списывают на измену Махно.

После отступления Красной Армии на Украине махновцы оказались единственной силой, противостоящей Деникину. Под началом Махно, кроме повстанцев, оказались остатки Крымской армии РККА,[5] а также остатки разбитых красными отрядов атамана Григорьева.[6] Армия Махно была плохо организована, плохо вооружена, но она была огромна – по разным оценкам, от пятидесяти до восьмидесяти тысяч человек – и напоминала многоголовую гидру, у которой на месте отрубленной одной головы отрастают сразу три.

В сентябре 1919 года армия Махно была прижата деникинцами к Петлюре[7] и окружена. Через два дня после жестоких боев, полностью уничтожив два офицерских полка, Махно вырвался из окружения. После этого прорыва махновцы совершают стремительный и победоносный марш по Левобережной Украине. Они с ходу берут Александровск, затем Екатеринослав.