Тайна замка Вержи - Михалкова Елена

– Бедную? Коптиться ей в аду! Господь милосердный не позволит…

– Господь без тебя разберется, – заверила старуха. – А теперь проваливай. Посмешил нас и будет.

Хромой Ганс не заставил просить себя дважды. Окатив их напоследок грязной руганью, он припустил прочь, шипя и отплевываясь.

Бернадетта потерла поясницу и взглянула на лекаря, покачав головой.

– Первый раз вижу, чтоб вы эдак заливались. Кому скажи, что господин лекарь смеялся во весь голос, так ведь не поверят.

Венсана, наконец, отпустило. Он отстраненно, уже без злости наблюдал, как Хромой Ганс кривляется возле стражников и те похохатывают над его шуточками. А ведь этот опустившийся мерзавец не так уж прост, подумал он.

– Совсем не прост! – отозвалась Бернадетта, и он не сразу понял, что произнес последние слова вслух. – А вы у него в печенках сидите.

– О чем ты?

– Или вы не знали, месье Бонне? – усмехнулась она. – Кое-кто втихомолку судачит, что вы сделали бесплодной его жену.

Венсан подобрался.

– Врут, ясен пень, – невозмутимо продолжала старуха. – Что вам за дело до горемычной бабы, у которой между ног скоро будет яма размером с Вердонский каньон.

– Бернадетта! – не выдержал Венсан.

– Но будь это правдой, Хромой был бы на вас очень зол!

– Велико же его чадолюбие, – съязвил лекарь.

Старуха захохотала.

– Чадолюбие? У Хромого Ганса его не больше, чем стыдливости у портовой шлюхи!

– Тогда в чем же дело?

Бернадетта увлекла Венсана подальше от столба и косившихся на них стражников в укромную тень домов.

– В отце Годфри, – объяснила она. – Еще по весне он разразился проповедью, в которой обрушился на Хромого Ганса. Тот, мол, и пьянчуга, и лентяй, и сквернослов, каких поискать.

Венсан представил обрюзгшего священника, выкрикивающего с амвона слова обличения.

– Отец Годфри у нас большой любитель бичевать пороки, – продолжала Бернадетта. – Но в то время Хромой как раз случился в церкви. «Коли так, – заорал он, – высшие силы пресекли бы мой род. А вместо этого господь наградил меня чудными детками, чтобы семя разлеталось по всему свету». Тут у нашего преподобного крышка и вовсе слетела с котла. Как пошел он честить Хромого! А тот в ответ только выкрикивает имена своих детишек, будто оплеухи раздает.

– Половину, надо думать, перепутал в запале, – предположил Венсан.

– Ха! Да он знать не знает, сколько их точно!

Мимо них вразвалочку прошел управляющий, и старуха примолкла. Когда тот скрылся из виду, Бернадетта хохотнула:

– Эх и потеха была в тот день в церкви! Отец Годфри верещит, что Ганс переполнил чашу терпения создателя. А Ганс надрывается, что его баба будет рожать, пока не разорвется. Пусть все увидят, как господь любит его!

Она отмахнулась от назойливой жужжащей пчелы.

– Теперь понятно, какую свинью вы ему подложили? Хромой Ганс уверен, что вы льете воду на мельницу его врага. Так что в другой раз я б на вашем месте была поосторожнее.

Венсан пристально посмотрел на старуху. Ключница не любила его, он это чувствовал. Она безжалостно шпыняла Птичку за их дружбу, а ему однажды заявила в лицо со свойственной ей грубой прямотой, что нечего старому бирюку сбивать девчонку с толку. Венсан тогда ответил резкостью. Сейчас он пожалел об этом.

Он сказал бы ей спасибо, но знал, что Бернадетта с презрением отвергнет его благодарность. Как утиное перо отталкивает воду, она отталкивала от себя любые, даже самые маленькие капли теплоты. Ей не нужна была ни любовь, ни признательность.

В одном отношении они с Венсаном были похожи: вокруг обоих давно образовался плотный кокон боязливой неприязни.

Поэтому он молчал, не оскорбляя ее произнесенной вслух благодарностью. Некоторые слова значат больше, когда они не сказаны.

Бернадетта небрежно махнула рукой, прощаясь, и пошла прочь. Но через несколько шагов щелкнула пальцами и обернулась:

– А, чуть не забыла! Скажите-ка мне, что сталось с тем кобелем?

– С каким кобелем? – очень искренне удивился Венсан.

– С тем самым, – отрезала старуха.

Венсан прикусил язык от досады. Он мог бы уйти, не ответив, но ее поступок поставил его в положение должника. Если бы не Бернадетта, его бы сейчас волокли к графу, связанного, а то и потыканного пикой для острастки.

И Венсан сдался.

– Птичка отдала его знакомому охотнику из Божани, – вздохнув, сказал он. – У псины оказался отличный нюх.

Бернадетта радостно осклабилась.

– Значит, вы это сделали! Ха! Перевязывали раны какого-то глупого пса!

«Святой Рохус, угомони эту женщину!» – мысленно взмолился Венсан. Если Бернадетта разнесет новость по Вержи, над ним не будет насмехаться только дурак. Лекарь, врачующий собаку! Стыд и позор.

Ключница двинулась к замку, посмеиваясь, как человек, услышавший хорошую шутку.

– Никому не говори, – попросил он ее вслед без особой надежды.

– Может, вы и клизму ставили в его волосатую задницу? – загоготала Бернадетта. – А за лечение он вам заплатил?

– Бернадетта! – Венсан добавил в голос суровости. – Я надеюсь…

– На бараньи яйца надейтесь – чай, не оторвутся! – непочтительно перебила старуха.

Проходившая мимо розовенькая служаночка так и подскочила от ужаса.

Венсан только покачал головой вслед старой грубиянке. Вот репейник! Не прилипнет, так уколет. Все-таки интересно, где же она научилась читать…

Мысли снова вернулись к объявлению. Отчего Гуго де Вержи требует, чтобы девочку привезли непременно живой?

«Хочет своими руками расправиться с ней?»

Венсан с сомнением покачал головой. Нет, что-то другое скрывается за его приказом…

Голос Жана Лорана де Мортемара сочился едкой горечью:

– Пять дней! У нас осталось пять дней! Близится час, которого мы ждали столько лет, и что же?

– Этот срок еще не истек, ваша светлость, – тихо возразил граф.

– Но он истекает! – взревел маркиз. – Я даже во сне ощущаю, как уходит время! Каждая прошедшая минута приближает нас к поражению.

Он в исступлении сжал кулаки.

– Ты знаешь, Гуго, я готов на все! Я повесил одного из своих людей за трусость и приказал запороть до смерти другого, поскольку он нарушил мой приказ и едва не убил девку. Эти двое были моими соратниками, прошедшими через многие испытания и не раз доказавшими свою преданность. Но я расправился с ними недрогнувшей рукой.

– Вы поступили правильно, ваша светлость.

– Я никогда не испытывал сомнений! – Мортемар не слушал его. – Но сейчас провидение будто смеется над нами. И я начинаю терзаться вопросами. Что, если господь отвернулся от нас? Быть может, наши замыслы были обречены с самого начала?

Жан Лоран поднялся и, тяжело ступая, подошел к окну.

– Такой длинный путь… – проговорил он как будто самому себе. – Столько преодолено. Но я всегда верил в свою звезду, даже в минуты самых тяжких бедствий. Когда все было раскрыто и королевские прихвостни врывались в дома моих людей, хватали их, волокли на улицу в одном белье – даже тогда, ужасаясь их судьбе, в глубине души я знал, что они лишь жертва, угодная богу. Камень убеждал меня в этом. Не могло быть случайностью, что он оказался в моих руках!

– Это не случайность, ваша светлость.

– Но сейчас я словно путник, прошедший тысячу миль до цели и споткнувшийся на последних шагах.

Маркиз поставил ладони на подоконник и застыл, опираясь на них своим грузным телом. Сквозь рыжую гриву волос пробивалось солнце, и кудри казались золотой короной, увенчавшей Жана Лорана де Мортемара.

Гуго молча смотрел на него. Он преклонялся перед маркизом, как и все, кто хорошо знал его. Когда маска жирного говорливого распутника спадала, перед ошеломленными людьми возникал человек такой мощи, что первым побуждением было отшатнуться от него.

Жану Лорану было неведомо, что такое препятствия. Там, где другие отступили бы в страхе, он продвигался вперед, сметая преграды, не останавливаясь ни перед чем. Гуго за всю свою жизнь не встречал подобной целеустремленности.

Хитрый, безжалостный, абсолютно бесстрашный – кто мог быть лучшим монархом! Мортемар не был умен, но он обладал чутьем и проницательностью. А ум… Что ж, у Гуго де Вержи хватало ума и предусмотрительности на двоих. Много лет назад он начал готовить почву для того, чтобы новый король мог взойти на престол.

А он стал бы его правой рукой. Почет, власть, могущество – вот что ждало графа де Вержи!

Однако казалось, что все надежды рухнули с последним ударом судьбы.

Соратники арестованы. Казна захвачена. Та часть армии, в которой зрело и искусно поддерживалось недовольство, полностью расформирована, а зачинщики брошены в тюрьму.

Но Мортемар оправился и на этот раз. Его несокрушимая вера в себя сотворила невозможное, и граф Гуго де Вержи тоже поверил, что для них не все потеряно.

И вдруг – этот последний камешек на дороге.

Нет, Мортемар не может споткнуться об него! Он прокладывает путь к вершинам не только для себя, но и для Гуго!