Темное солнце - Вербинина Валерия

Мадленке хотелось выть в голос. Глумление над памятью брата оказалось выше ее сил. Она мечтала оглохнуть, чтобы не слышать этот лицемерный голос, и ослепнуть, чтобы не видеть полных сочувствия взглядов, обращенных на похитительницу ее имени. То она призывала все кары небесные на захватчицу, то представляла себе, как та умрет, пораженная неведомой и ужасной болезнью.

Мадленка сделалась сосудом ненависти, и успокаивало ее только одно — то, что презренная не восторжествует. Мадленка представляла себе замешательство соперницы при виде кургана, креста и цветов, которых там не должно быть. И тогда она, истинная Магдалена Мария Соболевская, выйдет вперед и скажет: она — это я. Не верьте ей, она лгала вам, — и в доказательство представит закопанное платье, она ведь отлично помнит, где его спрятала.

Мадленка устала от неопределенности, она жаждала, чтобы ее подозрения наконец подтвердились или, наоборот, были опровергнуты. Будь убийцей хоть Август, хоть сам князь Доминик, в присутствии стольких людей и ксендза он ничего не посмеет ей сделать. Мадленка отвлеклась от своих мыслей и поглядела вокруг себя. Да, так оно и есть: они въехали в тот самый лес.

Мадленка так и впилась глазами в лицо Августа. Он или не он? Ни один убийца не любит возвращаться на место своего преступления. Но на подвижной физиономии Августа застыла неприкрытая гримаса скуки. Он уже не напевал себе под нос, и Мадленка показалось, что он чем-то озабочен. Она даже вздрогнула, когда он обратился к ней.

— Слушай, Михал, ты бы не мог оказать мне услугу? Покажешь им место, где я напал на крестоносцев, а то мне тошно становится от мысли, что я должен снова туда ехать.

— Я плохо знаю здешние дороги, — отвечала Мадленка, косясь на него исподлобья.

Август безнадежно махнул рукой.

— Ладно. Считай, что я ни о чем тебя не просил.

Мадленка не выдержала.

— Да чего ты боишься? Все честные люди гордятся тобой, да, гордятся! Разве тот рыцарь не заслуживал смерти за то, что он сотворил? Поверь мне, ты совершил благое дело, что бы там ни говорили епископ и остальные.

На современном языке такое поведение именуется провокацией, тогда же оно, наверное, считалось бы обычной хитростью, чтобы заставить собеседника разговориться. Уловка подействовала: Август заметно смягчился.

— Я ничего не боюсь, — отозвался он, — и, во всяком случае, не жалею, что бог уготовил этому мерзавцу пасть от моей руки. Плохо то, что наши верят, будто я сделал это из-за денег, а мне они не нужны. Я даже предложил отпустить того рыцаря, раз выкуп все равно оказался у нас. Дядя Доминик, похоже, не против, но епископ колеблется. Дело в том, что этот крестоносец тоже участвовал в штурме Белого замка, а там погибли родичи епископа, которые просто были в гостях у хозяев.

Мадленка сочувственно вздохнула, а про себя подумала, как ей повезло, что она встретила Боэмунда фон Мейссена, когда он был при смерти, а то еще неизвестно, как бы он с ней обошелся, пребывай он в добром здравии. Но все мысли о Боэмунде вмиг вылетели у нее из головы, когда она увидела, что они находятся как раз над оврагом.

— Это здесь! — закричала самозванка. — Здесь! Петр из Познани поднял руку, и отряд остановился. Мадленка боялась дохнуть. Вот и клен, о который она вправляла руку. Август озирался с беспокойным любопытством.

— Я ничего не вижу, — заявил он. Прошедшие дожди смыли все следы крови. Мадленка перевела взгляд на молодую женщину.

— Следуйте за мной, — велела она. — Они здесь, на поляне!

Петр из Познани пожал плечами и двинулся за ней в чащу, рукоятью хлыста отводя ветки, задевавшие его по лицу. Мадленка, которая от возбуждения не могла усидеть в седле, спешилась, и некоторые последовали ее примеру.

Ты ей веришь? — спросила она Августа. — Лично я не заметил ничего подозрительного. Август поморщился.

— Для засады это хорошее место, — сказал он. — С этой стороны овраг, с той чаща. Людям, которые находятся здесь, просто некуда деться.

Мадленка метнула на него быстрый взгляд. Стал бы он так раскрываться, если бы и впрямь задумал убийство своей крестной матери? Но зачем? Зачем убивать старуху настоятельницу, никому не причинившую никакого вреда? Эта мысль больше всех мучила Мадленку.

— Смотрите! — пронзительно закричала она. Впереди, шагах в двадцати от них, показалась большая, красивая кошка с кисточками на ушах. Это была рысь, и в зубах она тащила нечто, до странности напоминающее кусок человеческой руки.