Тайна замка Вержи - Михалкова Елена

Вон и голубая звезда повисла напротив окна и сияет так, словно нет звезд кроме нее. Добрый знак!

С этой мыслью Арлетт беззвучно прикрыла за собой дверь.

Конюхи давно разошлись. Чалый топтался возле кормушки и осторожно, словно боясь уколоться, тащил оттуда пучок сена.

У Арлетт точно камень с души свалился.

– Красавец мой! – облегченно сказала она. – Не пугай меня больше.

Жеребец зашлепал губами, потянулся к ней.

Можно было со спокойной душой идти спать, но что-то заставило Арлетт задержаться в конюшне.

Чалый уже поел и лег в углу, а она все стояла на том же месте и рассеянно смотрела на него. С ней творилось что-то неладное. И уходить не хотелось, и оставаться было незачем.

Ее снова покалывало дурное предчувствие. Но тщетно Арлетт пыталась нащупать, откуда ждать беды. «Симон? Ребенок?» – вспыхивало в голове.

Глубокая ночная тишина, разлитая вокруг, вдруг показалась ей не безмятежной, а жуткой. Так пугает черный омут, со дна которого беззвучно поднимается что-то неведомое, готовясь выползти на берег.

Внезапно Арлетт, изо всех сил боровшаяся со своими страхами, осознала, что в этой тишине и впрямь есть что-то странное. Не лаяла ни одна собака из тех, что обычно лениво перебрехивались до самой полуночи.

Нахмурившись, она направилась к воротам конюшни. Полдюжины псов, и ни один не подал голос за все то время, что она провела здесь?

И вдруг ночь взорвалась криками, стонами, бранью, лязганьем оружия.

На крышу конюшни что-то тяжело упало, послышался треск, и сразу же повеяло дымом. Перепуганные лошади вскочили в стойлах.

– Гориииим! – взвился истошный крик.

Арлетт выглянула наружу и оцепенела.

Площадь полыхала. От подожженных связок соломы разбегались черные тени. Пятеро всадников проскакали мимо Арлетт, размахивая мечами.

«Ворота, – мелькнуло у нее. – Как они открыли ворота?!»

Откуда-то выскочил растрепанный старик и побежал, петляя, как заяц, по двору. Арлетт узнала старшего повара, отца кормилицы. Один из всадников, поравнявшись с ним, рубанул мечом, не останавливаясь. Послышался звук, подобный тому, с которым трескается пополам спелый кочан капусты, и рассеченное тело свалилось под копыта лошади.

Арлетт подавилась криком.

– Помогите! – визжал кто-то. – Помо…

Хрясь! Визг оборвался.

Это была настоящая бойня. На глазах Арлетт двое слуг, выбежавших из замка с алебардами в руках, были убиты прежде, чем успели поднять оружие. Нападавшие действовали быстро и слаженно. Пока одни расправлялись с оборонявшимися, другие растаскивали охапки соломы и поджигали все, что могло гореть.

Пылали сараи и склады. Треща и коптя, разваливался амбар, выбрасывая в небо клубы черного дыма. Крыша конюшни была объята пламенем, огонь примеривался к стенам. Жар и падающие сверху искры заставляли обезумевших лошадей биться в своих загонах.

– Симон! – выдохнула Арлетт.

– Смотрите! В конюшне!

Ее заметили.

Один из нападавших бросился к ней, на ходу вытаскивая из ножен короткий меч.

Несколько мгновений Арлетт не в силах была двинуться с места. Ноги отказали ей. Огонь, люди, лошади, мертвые тела – все смешалось в один огромный страшный ком, который стремительно катился, грозя погрести под собой и ее, и Симона, и их дитя.

Вдруг из открытого окна северной башни, перекрывая шум битвы, вопли умирающих, рев огня, раздался крик оглушительной мощи:

– Беги-и-и-и!

Она узнала голос мужа. До нее донесся пронзительный плач младенца, перешедший в надсадный визг, – и внезапно стих.

Арлетт отпрыгнула, едва успев захлопнуть ворота конюшни перед разбойником, и приперла их лопатой. Доски содрогнулись от удара.

– Открой, паскуда!

Рядом с Арлетт рухнула на пол и рассыпалась искрами балка. Несколько отскочивших угольков прожгли ей подол.

Лошади забились, и в их обезумевшем ржании она четко различила умоляющий голос Чалого.

Арлетт побежала вдоль денников, отодвигая щеколды. Чалый стоял в последнем, и когда она добралась до него, конюшня уже была заполнена рвущимися на волю лошадьми. Ее не затоптали только чудом.

Не задумываясь о том, что делает, Арлетт набросила уздечку на жеребца, забралась ему на спину и невероятным усилием заставила стоять на месте.

– Вышибай! – донеслось снаружи.

Удар, и ворота распахнулись.

Животные хлынули наружу, словно могучий поток сквозь обрушенную плотину. Кто-то захлебнулся криком, кто-то едва успел отскочить. Полторы дюжины лошадей промчались по площади, сметая все на своем пути, и следом за ними промчалась Арлетт на Чалом.

«Беги!» – крикнул Симон, и это было последнее, что он успел сказать перед смертью. Она должна была выполнить его волю.

Она должна была спастись.

…Ей удалось бы уйти, если б не злая случайность. Конь еще только заваливался на бок, хрипя и роняя пену с губ, а Арлетт уже знала, что все кончено.

Тот, кто настигал ее, кто вынудил их свернуть с дороги в лес, был совсем рядом. Арлетт слышала хруст веток под копытами его лошади и понимала: теперь ей не убежать. Чалый со сломанной ногой бился рядом, тщетно пытаясь встать и снова падая.

Но именно в этот миг, когда возможность спасения казалась совсем призрачной, Арлетт охватила отчаянная жажда жизни. Она не может умереть! Ей удалось выбраться из конюшни, ускакать от убийц из замка – неужели все это было зря?!

Арлетт бросилась прочь.

Обострившееся чутье, никогда не подводившее ее, подсказывало, что делает ее враг.

Вот он наткнулся на Чалого.

Спрыгнул на землю.

Склонился над ним.

Перерезал коню горло.

Арлетт заплакала на бегу и зажала себе рот. Он расправится и с ней, если она позволит себя догнать.

Ведомая тем же чутьем, она свернула на тропу, еле заметную в темноте. Завалы деревьев, колючие кустарники… Для лошади здесь нет пути. Задыхаясь от усталости, Арлетт ковыляла все вперед и вперед в надежде, что враг не последует за ней.

Она обдирала руки и ноги в кровь, но не останавливалась. И сама не заметила, как выбралась из густых зарослей на поляну.

На поляне стояла лачуга.

– Помоги! – прохрипела Арлетт, ввалившись в дом.

Ведьма поднялась ей навстречу, ничуть не удивившись.

– Он ведь идет за тобой, красавица, – прокряхтела она.

– Помоги… – повторила Арлетт и упала.

Старуха склонилась над ней.

Она была чудовищно, невообразимо дряхла. Безжизненные нити волос присохли к желтому черепу. С изъеденного морщинами пятнистого лица, казалось, вот-вот начнет отваливаться кожа, как кора с сухого дерева.

И запах! Так пахнет из-под вывороченного пня, откуда выплескиваются муравьи: тленом, землей и сладостью гнили.

– Он уже близко, – предупредила старуха со странной нежностью в голосе.

– Спаси…

Ведьма отодвинулась.

– Ты знаешь, кто я, голубка?

Арлетт едва смогла кивнуть.

– Хорошо. Я могу тебе помочь. Но не даром.

– У меня… ничего… нет.

– Ничего нет? – хитро засмеялась ведьма. – Ошибаешься, моя ласточка. У тебя многое есть. Взять хоть твое платье.

Арлетт окинула взглядом грязную рванину, в которую превратилась ее одежда.

– Возьми все, – с трудом выговорила она. – Только спаси.

– Жить хочешь, – понимающе кивнула старуха. – Все хотят!

Снаружи послышались шаги. Арлетт отпрянула к стене и умоляюще взглянула на ведьму.

Та подмигнула ей:

– Так и быть, спрячу от него. Но за это ты отдашь мне все, что у тебя есть.

Арлетт сдержала рвущийся с губ безумный смех. Все, что у нее есть! А что у нее есть? Убитый муж? Мертвое дитя? Сожженный дом?

– Я согласна!

Глаза старухи блеснули.

– Уверена?

Он близко. Возле дома. Поднимается на крыльцо. Арлетт слышит ледяное пение меча, который он достает из ножен.

– Да! – крикнула она. – Да, уверена!

Старуха проворно подскочила к ней.

– Тогда повторяй за мной, голубка! Я клянусь…

– Я клянусь…

– Отдать все, что имею…

– …отдать все, что имею…

– По доброй воле и без всякого принуждения…

– …по доброй воле и без всякого принуждения…

– Той, кто спасет меня от врага моего…

– …той, кто спасет меня от врага моего.

Ведьма сцапала ее левую руку, и не успела Арлетт опомниться, как что-то острое кольнуло ее ладонь. В пальцах старухи блеснуло лезвие. Молниеносно надрезав свою кожу, она выдавила алую каплю на то место, где кровоточила ранка Арлетт.

– Кровь на кровь, – прошептала она. – Все, что имеешь, за то, что хочешь.

Шаги на крыльце стихли. Как ни вслушивалась Арлетт, за окном раздавался лишь шум леса.

– Это все? – осмелилась прошептать она.

Старуха выпустила ее ладонь и поднялась. Ее лицо озарила торжествующая улыбка.

Острое чувство непоправимого вдруг кольнуло Арлетт, и заглушая его, она повторила:

– Это все?

Улыбка ведьмы стала еще шире.

– Нет еще, голубка. Поднимайся.

Арлетт встала. Кружилась голова, в глазах потемнело. Стены лачуги то раздвигались, то наваливались на нее.