Контроль - Суворов Виктор

Думала Настя, что чем круче террор, тем меньше подпольных увеселительных заведений. А оно наоборот. Пир во время чумы. Радуются люди. Жить спешат. И наслаждаться. Девки канкан в пятый раз исполняют. Ай, хорошо.

Настя на балконе за колонной. Все видно. Все слышно. Акустика в храме такая, что звуки снизу вверх летят, усиливаясь и не искажаясь. Все крамольные разговоры так слышны, словно Настя рядом с Бочаровым за столом сидит, карты тасует. Только не хочет Настя слушать разговоров крамольных. Настя в музыке вся. Растревожила музыка душу. Ах, монашечка, какая жизнь мимо тебя плывет. Какая игра. Чекистский притон, а похоже на разгульный праздник офицеров Кавалергардского полка. Вот бы Насте спуститься. Она бы им показала канкан. Вот бы Насте спуститься и сказать Бочарову: возьми меня с собой в заговор, люблю приключения и риск люблю. Я тебе все сталинские тайны расскажу, только дай мне поплясать.

В другом свете Настя Бочарова увидела. А ведь красавец. Черный цыган, кудри смоляные, глазом косит злым и диким. Жаден на власть. Если они власть возьмут, то Бочаров задавит и Ежова, и Фриновского, и Бермана. Жаль, что жизнь так устроена: или Сталин Бочарову глотку перегрызет, или Бочаров Сталину. А ведь при другом раскладе мог бы Бочаров быть верной опорой сталинской власти. Жаль такого. Жеребец, почище Холованова. Девки так и вьются перед ним. И перед гостями его. Тоже мужчины в красе. Все молоденькие, все сталинские выдвиженцы.

Трудно от музыки отвлекаться. Но отвлекается Настя, ловит разговор.

Все про карты и про девок.

– Двадцать один – число счастливое.

А вот это двояко понять можно. В прямом смысле: картежнику двадцать один – число счастливое. С одной стороны. А с другой: через месяц, 7 ноября 1938 года, – двадцать первая годовщина Октября. Все так складывается, что именно на праздники они и возьмут власть. А до того не могут: в Жигулях не завершен монтаж.

– Хорошо у тебя, Саша Бочаров.

– Хорошо будет 7 ноября. Вот тогда повеселимся. Под симфонический оркестр канкан плясать будем.

4

Сидит Настя в укрытии и вдруг озаряет ее догадка. Все просто: если Бочаров может устраивать тут в церкви оргии, если тут в церкви он может говорить о чем хочет, проигрывать и выигрывать миллионы, значит, он считает это место своим укрытием, своим безопасным и защищенным местом. Следовательно… Следовательно, и самые важные вещи и документы он может хранить именно тут.

Церковные тайники… Как много Настя слышала о церковных тайниках… Под многотонными каменными плитами пола… В толще стен… В каменной щели глубокого подвала… В подземном ходу, который идет к родовым склепам… К могилам… Или… Или документы лежат на самом видном месте, где на них никто не обращает внимания.

5

Прощальный вальс.

«Амурские волны».

Отгремела музыка в четыре ночи. Точнее – в четыре одиннадцать. Потушили свечи. Выключили фонари.

Только сейчас Настя сообразила, что не спала уже две ночи.

Одна Настя в церкви. Со свода овального лик на нее. И огромные страшные глаза. Прямо в душу смотрят.

Знает Настя секрет, как рисовать икону или плакат, чтобы глаза всегда на зрителя смотрели. Куда бы зритель ни отошел, страшные глаза за ним следить будут. Делается это совсем просто: надо лицо рисовать симметричное и глаза симметричные, чтобы поворота головы не было ни вправо, ни влево. А в глазах зрачки надо рисовать прямо посредине. Вот и все. В какую точку ни отойди, глаза с портрета за тобой следить будут. В былые времена от этого и с ума люди сходили.

Настя пока не сходит. Знает, религия – опиум для народа. Знает, но вверх на лицо с огромными глазами не смотрит. Все одно страшно.

6

Обвязала Настя колонну каменную парашютной стропой и, как тутовый шелкопряд по паутинке, с балкона в зал спустилась.

Осмотрелась. Огромная церковь… Где самое видное место? Тут алтарь был. Нет тут ничего. А если рядом? Рядом комната небольшая. Вся щебнем завалена. Ударил когда-то снаряд, стену не проломил, но внутри обрушилось многое. Никто тут не расчищал. Так все и лежит. Под кучами щебня угол огромного ржавого сейфа.

В этом сейфе явно церковные ценности хранили.

Посветила Настя фонариком. Ржавый сейф. На боку лежит. С самой революции. Заперт.

Почему же заперт? Да потому, что заперли его владельцы, ключи забрали и сбежали. Может такое быть? Такое может быть. Но только товарищи коммунисты, обнаружив опрокинутый и запертый сейф, его обязательно взломали бы. И лежал бы он тут с проломанными боками.