Убийство в Восточном экспрессе - Кристи Агата

— В котором часу это произошло, миссис Хаббард?

— Не могу вам точно сказать. Я была так расстроена, что не посмотрела на часы.

— И как вы объясняете случившееся?

— И вы еще спрашиваете? Да, по-моему, это ясно как день! В моем купе был убийца. Ну кто же еще это мог быть?

— Значит, вы считаете, он ушел в соседнее купе?

— Откуда мне знать, куда он ушел? Я лежала зажмурившись и не открывала глаз.

— Значит, он мог удрать через соседнее купе в коридор?

— Не могу сказать. Я же говорю, что лежала с закрытыми глазами, — и миссис Хаббард судорожно вздохнула, — Господи, до чего я перепугалась! Если б только моя дочь знала…

— А вы не думаете, мадам, что до вас доносились звуки из соседнего купе — из купе убитого?

— Нет, не думаю. Мистер… как вас… Пуаро. Этот человек был в моем купе. О чем тут говорить, у меня ведь есть доказательства, — миссис Хаббард торжественно вытащила из-под стола огромную сумку и нырнула в нее. Она извлекла из ее бездонных глубин два чистых носовых платка основательных размеров, роговые очки, пачку аспирина, пакетик глауберовой соли, пластмассовый тюбик ядовито-зеленых мятных лепешек, связку ключей, ножницы, чековую книжку, фотографию на редкость некрасивого ребенка, несколько писем, пять ниток бус в псевдовосточном стиле и, наконец, металлическую штучку, оказавшуюся при ближайшем рассмотрении пуговицей.

— Видите эту пуговицу? Ну так вот, это не моя пуговица. У меня таких нет ни на одном платье. Я нашла ее сегодня утром, когда встала. — И она положила пуговицу на стол.

Мсье Бук перегнулся через стол.

— Это пуговица с форменной тужурки проводника! — воскликнул он.

— Но ведь этому можно найти и естественное объяснение, — сказал Пуаро. — Эта пуговица, мадам, могла оторваться от тужурки проводника, когда он обыскивал купе или когда он стелил вашу постель вчера вечером.

— Ну как вы все этого не понимаете — словно сговорились! Так вот слушайте, вчера перед сном я читала журнал. Прежде чем выключить свет, я положила журнал на чемоданчик — он стоял у окна. Поняли?

Они заверили ее, что поняли.

— Так вот, проводник, не отходя от входной двери, заглянул под полку, потом подошел к двери в соседите Купе и закрыл ее; к окну он не подходил. А сегодня утром эта пуговица оказалась на журнале. Ну, что вы на это скажете?

— Я скажу, мадам, что это улика, — сказал Пуаро.

Его ответ, похоже, несколько умиротворил американку.

— Когда мне не верят, я просто на стенку лезу, — объяснила она.

— Вы дали нам интересные и в высшей степени ценные показания, — заверил ее Пуаро. — А теперь не ответите ли вы на несколько вопросов?

— Отчего же нет? Охотно.

— Как могло случиться, что вы — раз вас так напугал Рэтчетт — не заперли дверь между купе?

— Заперла, — незамедлительно возразила миссис Хаббард.

— Вот как?

— Ну да, если хотите знать, я попросила эту шведку кстати, добрейшую женщину — посмотреть, задвинут ли засов, и она уверила меня, что он задвинут.

— А почему вы сами не посмотрели?

— Я лежала в постели, а на дверной ручке висела моя сумочка для умывальных принадлежностей — она заслоняет засов. — В котором часу это было?

— Дайте подумать. Примерно в половине одиннадцатого или без четверти одиннадцать. Она пришла ко мне узнать, нет ли у меня аспирина. Я объяснила ей, где найти аспирин, и она достала его из моего саквояжа.

— Вы все это время не вставали с постели?

— Нет. — Она неожиданно рассмеялась: — Бедняжка была в большом волнении. Дело в том, что она по сшибке открыла дверь в соседнее купе.

— Купе мистера Рэтчетта?

— Да. Бы знаете, как легко спутать купе, когда двери закрыты. Она по ошибке вошла к нему. И очень огорчилась. Он, кажется, захохотал и вроде бы даже сказал какую-то грубость. Бедняжка вся дрожала. «Я делал сшибка, — лепетала она. — Так стыдно — я делал ошибка. Какой нехороший человек! Он говорил: „Вы слишком старый“.

Доктор Константин прыснул. Миссис Хаббард смерила его ледяным взглядом:

— Приличный человек никогда не позволит себе сказать такое даме. Тут совершенно не над чем смеяться.

Доктор Констатин поспешил извиниться.

— После этого вы слышали шум из купе мистера Рэтчетта? — спросил Пуаро.

— Ну… почти нет.

— Что вы хотите этим сказать, мадам?

— Ну, — она запнулась, — он храпел.

— Ах так, значит, он храпел?

— Зверски. Накануне я глаз не сомкнула.

— А после того как вы так напугались из-за мужчины в вашем купе, вы больше не слышали его храпа?

— Как я могла слышать, мистер Пуаро, ведь он был мертв.

— Ах да, вы правы, — согласился Пуаро. Он явно смутился. — Вы помните похищение Дейзи Армстронг, миссис Хаббард? — спросил он.

— Еще бы! Конечно помню. Подумать только, что этот негодяй, похититель, вышел сухим из воды и избежал наказания! Попадись он мне в руки!

— Он не избег наказания, мадам. Он умер. Умер вчера ночью.

— Уж не хотите ли вы сказать… — Миссис Хаббард даже привстала со стула.

— Вы угадали, мадам. Ребенка похитил Рэтчетт.

— Ну и ну!.. Я должна немедленно написать об этом дочери. Ведь я вам говорила вчера вечером, что у этого человека страшнее лицо? Как видите, я оказалась права. Моя дочь всегда говорит: «Если мама кого подозревает, можете держать пари на последний доллар, что это плохой человек».

— Вы были знакомы с кем-нибудь из Армстронгов, миссис Хаббард?

— Нет, они вращались в высших кругах. Но мне рассказывали, что миссис Армстронг была женщиной редкой прелести и что муж ее обожал.

— Ну что ж, миссис Хаббард, вы оказали нам огромную помощь, поистине неоценимую. А теперь будьте любезны сообщить нам ваше полное имя.

— Охотно. Каролина Марта Хаббард.

— Запишите, пожалуйста, ваш адрес вот здесь.

Миссис Хаббард, не переставая трещать, выполнила просьбу Пуаро.

— Я просто прийти в себя не могу. Кассетти… здесь, в этом поезде. Но мне он сразу показался подозрительным, правда, мистер Пуаро?

— Совершенно верно, мадам. Кстати, у вас есть красный шелковый халат?

— Господи, какой странный вопрос! Нет, конечно, у меня с собой два халата: розовый фланелевый, тепленький, очень удобный для поездок, и еще один — мне его подарила дочь — в восточном стиле из малинового шелка. Но скажите ради Бога, почему вас интересуют мои халаты?

— Видите ли, мадам, вчера вечером некая особа в красном кимоно вошла или в ваше купе, или в купе мистера Рэтчетта. Как вы только что справедливо заметили, когда двери закрыты, их легко перепутать.

— Так вот, ко мне никакая особа в красном кимоно не входила.

— Значит, она вошла к мистеру Рэтчетту.

Миссис Хаббард поджала губы и кисло сказала:

— Меня этим не удивишь.

— Значит, вы слышали женский голос в соседнем купе? — обратился к ней Пуаро.

— Не понимаю, как вы догадались, мистер Пуаро. Ей-богу, не понимаю. По правде говоря, слышала.

— Почему же, когда я спрашивал вас, что слышалось за соседней дверью, вы ответили, что оттуда доносился храп мистера Рэтчетта.

— Это чистая правда. Он действительно довольно долго храпел. Ну а потом… — вспыхнула миссис Хаббард, — о таких вещах не принято говорить.

— Когда вы услышали женский голос?

— Не могу вам сказать. Я на минуту проснулась, услышала женский голос и поняла, что говорят в соседнем купе. Подумала: «Чего еще ожидать от такого человека? Ничего удивительного тут нет» — и снова уснула. Я бы ни за что не стала упоминать ни о чем подобном в присутствии троих незнакомых мужчин, если б вы не пристали ко мне с ножом к горлу.

— Это было до того, как вы почувствовали, что в вашем купе мужчина, или после?

— Вы снова повторяете ту же ошибку! Как могла бы эта женщина разговаривать с ним, если он был уже мертв?

— Извините, я, должно быть, кажусь вам очень глупым, мадам?

— Что ж, наверное, и вам случается ошибаться. Я просто в себя не могу прийти оттого, что моим соседом был этот мерзавец Кассетти. Что скажет моя дочь…

Пуаро любезно помог почтенной даме собрать пожитки в сумку и проводил ее к двери.

— Вы уронили платок, мадам, — окликнул он ее уже у выхода. Миссис Хаббард посмотрела на протянутый ей крошечный квадратик батиста.

— Это не мой платок, мистер Пуаро. Мой платок при мне.

— Извините, мадам. Я думал, раз на нем стоит Н — начальная буква вашей фамилии — Hubbard…

— Любопытное совпадение, но тем не менее платок не мой. На моих стоят инициалы С.М.Н., и это практичные платки, а не никчемушные парижские финтифлюшки. Ну что толку в платке, в который и высморкаться нельзя?

И так как никто из мужчин не смог ответить на ее вопрос, миссис Хаббард торжествующе выплыла из вагона.

Мсье Бук вертел в руках пуговицу, оставленную миссис Хаббард.

— Не могу понять, к чему здесь эта пуговица, — сказал он. — Уж не означает ли это, что Пьер Мишель все же замешан в убийстве? — Он замолк, но, так и не дождавшись ответа от Пуаро, продолжал: — Что вы скажете, мой друг?