Смерть на Ниле - Кристи Агата

– Мне не хочется обижать вас, но я не уверена, хочу ли стать вашей женой, и поэтому, наверное, мне следует сказать – нет…

Он перебил ее:

– Подождите. У вас есть время подумать, думайте, сколько хотите. Но я уверен, мы будем счастливы вместе.

– Понимаете, – Линнет говорила жалобно, по-детски, как бы оправдываясь, – мне так хорошо живется, особенно здесь, – она махнула рукой.

– Мне хотелось, чтобы Вудхолл стал таким, каким мне представлялся идеальный помещичий дом. И, по-моему, получилось отлично. Правда?

– Разумеется, прекрасно. Все на самом высшем уровне. Вы так талантливы, Линнет.

Он помолчал, а затем заговорил снова:

– Но ведь Чарлтонбери вам тоже нравится, не правда ли? Разумеется, его надо подновить и подчистить, но ведь вы любите и умеете заниматься этим. Вы полюбите Чарлтонбери.

– Конечно, Чарлтонбери – имение выдающееся. Она говорила с заученным воодушевлением, но вдруг что-то укололо ее. Появилось какое-то смутное беспокойство, нарушающее радостную безмятежность. В данный момент она не задержалась на нем, но позднее, когда Уиндлешэм ушел, она задумалась и постаралась определить причину беспокойства.

Чарлтонбери – конечно, ей был неприятен разговор о нем. Но почему? Чарлтонбери – поместье знаменитое. Предки Уиндлешэма владели им с Елизаветинских времен. Стать хозяйкой Чарлтонбери – значило занять в обществе положение недосягаемое. А сам Уиндлешэм был одним из самых блистательных женихов Англии.

Естественно, он не мог принять Вудхолл всерьез… Вудхолл не идет ни в какое сравнение с Чарлтонбери.

Да, но Вуд принадлежит ей! Она разыскала, выбрала его, купила, потратила столько сил, денег. Это было ее собственное владение – ее королевство.

Если же она выйдет замуж за Уиндлешэма, Вуд станет ненужным. Зачем им два загородных имения? И конечно, пожертвовать придется Вудхоллом – тогда она, Линнет Риджуэй, перестанет существовать. Она станет графиней Уиндлешэм, придачей Чарлтонбери и его хозяина. Она станет супругой короля, но сама уже не будет королевой.

«Какие глупости», – сказала себе Линнет.

За окном послышался шум подъезжающей машины.

Линнет неторопливо тряхнула головой. Приехала Джекки со своим женихом. Линнет пошла им навстречу.

– Линнет!

– Джекки бросилась к ней.

– Это Симон.

Симон, это Линнет. Она самое удивительное существо в мире.

Линнет увидела высокого широкоплечего парня, синеглазого, со светлыми, коротко подстриженными волосами, у него был квадратный подбородок и обаятельная мальчишеская улыбка. Она протянула ему руку. Его ладонь была твердой и теплой. Ей понравилось наивное, восторженное восхищение, с которым он смотрел на нее. Джекки сказала ему, что она удивительная, и он без сомнения согласился с Джекки. Сладкое теплое возбуждение охватило Линнет.

– Как вам здесь нравится? Не правда ли, мило? Входите же, Симон. Разрешите мне приветствовать моего нового управляющего.

И, повернувшись, чтобы провести их в дом, подумала: «Мне хорошо, мне очень-очень хорошо. Мне нравится жених Джекки, мне он очень нравится».

И вдруг что-то сжалось внутри: счастливая Джекки.

Тим Аллертон потянулся в шезлонге и зевнул, глядя на море. Он искоса поглядывал на свою мать.

Миссис Аллертон была миловидная женщина лет пятидесяти с белоснежными седыми волосами. Всегда, обращаясь к сыну, она строго сжимала губы и тем надеялась скрыть свою бесконечную любовь к нему. Но даже людей совсем посторонних ей не удавалось обмануть, не говоря о самом Тиме.

– Что у тебя на уме, Тим? – спросила миссис Аллертон настороженно; ее яркие темно-карие глаза с тревогой смотрели на сына.

Тим улыбнулся ей.

– Я думал о Египте.

– О Египте?

– В ее голосе звучало беспокойство.

– Там тепло, там ленивые золотые пески. Нил. Я хотел бы проехать вверх по Нилу, а ты?

– Конечно, я бы тоже хотела.

– Она говорила сухо. Но Египет – это дорого, мой милый. Это не для тех, кому приходится подсчитывать каждое пенни.

Тим засмеялся. Он встал, выпрямился. И вдруг оживился, подтянулся, в голосе зазвучало волнение.

– Я беру расходы на себя. Да, матушка. Я играл на бирже и весьма удачно. Мне сообщили сегодня утром.

Сегодня утром, – его мать резко вскинула голову, – но ты получил только одно письмо от…

– Она не договорила и закусила губу.

Тим раздумывал – рассердиться или превратить все в шутку. На этот раз внутренний спор решился в пользу шутки.

– И письмо это от Джоанны, – холодно закончил он ее фразу.

– Совершенно верно, мама. Ты же у нас королева детектива! Сам великий Эркюль Пуаро, будь он поблизости, склонил бы перед тобой голову.

Миссис Аллертон смутилась.

– Я случайно взглянула на конверт и поняла…

И поняла, что письмо не от биржевого маклера? Совершенно верно, говоря точнее, я получил от них известие вчера. У бедной Джоанны такой характерный почерк – буквы расползаются по конверту, как пауки.

Миссис Аллертон подумала: «Почти все свои письма он мне показывает, а письма от Джоанны всегда прячет». Но она подавила эти мысли и решила вести себя, как подобает леди.

– Джоанна довольна жизнью? – спросила она.

– Да, кажется, не очень. Она собирается открыть магазин деликатесов в Мейфеар.

– Всегда жалуется, что нет денег, а сама без конца разъезжает по всему свету, да и каждое ее платье стоит кучу денег. Она так роскошно одевается, – говорила миссис Аллертон раздраженно.

– Что ж, может быть, она просто не платит за свои наряды. Я хочу сказать, она не оплачивает счета.

Его мать вздохнула.

– Тим, – сказала мать и виновато добавила, – я обещала миссис Линч, что ты сходишь с ней в полицию. Она ни слова не понимает по-испански.

Тим поморщился.

– Опять об этом кольце? Кроваво-красный рубин, надетый на лошадиное копыто миссис Линч? Неужели она все еще утверждает, что кольцо украли? Я пойду, конечно, если ты так хочешь, но это пустая трата времени. Только втянет в неприятности какую-нибудь несчастную горничную. Я сам видел кольцо в нее на пальце, когда она входила в море. Оно соскользнуло в воду незаметно.

– А она уверена, что сняла и оставила кольцо на туалетном столике.

– Так она ошибается. Я же сам видел Женщины так глупы. Да и какая умная женщина станет купаться в декабре? Толстым женщинам следует запретить появляться в купальных костюмах, от созерцания этого зрелища портится зрение.

– Наверное, мне тоже не следует больше купаться, – пробормотала миссис Аллертон.

Тим засмеялся.

– Тебе-то почему? Ты дашь сто очков вперед любой молодой особе.

Миссис Аллертон вздохнула.

– Жаль, что здесь так мало молодежи.

Тим решительно покачал головой.

– А я об этом ничуть не жалею. Меня вполне устраивает твое общество, и никто посторонний не требуется.

– Тебе, наверное, хотелось бы, чтобы здесь была Джоанна.

– Отнюдь, – сказал он неожиданно резко, – ты ошибаешься. Джоанна забавляет меня, но она мне не симпатична и при частом общении действует мне на нервы. Я счастлив, что ее здесь нет. Я ничуть бы не опечалился, если бы мне больше никогда не довелось увидеть Джоанну.

На лестнице мисс Робсон встретилась высокая энергичная женщина, которая несла чашку с дымящейся желтоватой жидкостью.

– Значит, мисс Бауэрс, вы скоро отправляетесь в Египет?

– Да, мисс Робсон.

– Ах, какое приятное путешествие!

– Что ж, я думаю, это интересная поездка.

– А вы уже бывали за границей?

– О да, мисс Робсон, я ездила с мисс Ван Скулер в Париж прошлой осенью. Но в Египте я еще не бывала.

Мисс Робсон помолчала, прежде чем задать следующий вопрос.

– Надеюсь, на этот раз обойдется без осложнений? – она понизила голос и оглянулась.

Однако мисс Бауэрс отвечала спокойно, своим обычным тоном:

– Конечно, мисс Робсон. Я слежу за ней очень внимательно. Я хорошо изучила ее повадки.

Но мисс Робсон не успокоилась и, спускаясь по лестнице, еще раз неуверенно оглянулась вслед мисс Бауэрс.

Мистер Эндрью Пеннингтон сидел за столом в своей загородной конторе и просматривал свою личную корреспонденцию. Неожиданно рука его сжалась в кулак и тяжело опустилась на стол. Лицо стало багровым, и на лбу вздулись вены. Он нажал кнопку, и тотчас же появилась изящная стенографистка.

– Попросите мистера Рокфорда немедленно зайти ко мне.

Через несколько минут компаньон Пеннингтона Стрендэйл Рокфорд вошел в кабинет. Они были похожи друг на друга – высокие, крупные, с чисто выбритыми лицами и сединами в волосах.

– Что случилось, Пеннингтон?

– Линнет вышла замуж…

– Что?

– Именно то, что я сказал. Линнет вышла замуж.

– Когда? Как? Почему мы ничего не знали?

– Когда она писала это письмо, она еще не была замужем, но в данный момент это уже свершилось. Утром четвертого. Значит, сегодня.