Ножом по сердцу - Дюнан Сара

Вестибюль был непритязателен. Пухлый ворсистый ковер, комплект эстампов с изображением скачек и тихо мерцавшая камера-наблюдатель. Уютно, почти как дома. Беда состояла в том, что меня не пропускали внутрь.

— Простите, мадам, — сказал администратор. — Таковы правила.

— Что за правила?

— После вступления вы можете приступить к игре только через сорок восемь часов.

— Но почему?

— Боюсь, не смогу вам ответить. Просто такие правила.

Он был примерно мой ровесник, малый с отработанным любезным оскалом и с челюстью точь-в-точь как у куклы из телешоу «Тандербердз». В той же манере вел диалог.

— Вам требуется проверка моей кредитоспособности? — спросила я, ощущая присутствие на дне сумочки хрустящих пятидесятифунтовых банкнот Оливии Марчант.

— Нет, мадам, к банковскому счету это не имеет ни малейшего отношения. Просто такой порядок. Вы регистрируетесь. И ждете.

— Понятно. — Ей-богу, с леди Пенелопой^[12] он бы так не разговаривал. Вот если б я подкатила в розовом лимузине! — И какой у вас вступительный взнос?

— Двадцать пять фунтов.

Я раздумывала, не попроситься ли хоть на минутку взглянуть, понять, стоит ли это таких денег, но было ясно, что в глазах этого молодчика — если двадцать пять фунтов для тебя крупные деньги, значит, и говорить с тобой не о чем.

За мной образовалась небольшая очередь.

— Ну что ж, пожалуй, все-таки я вступлю, — сказала я, хотя прозвучало это у меня без особого блеска.

В обычных условиях я бы предпочла и здесь назваться иным именем, но при расследовании много вымышленных имен иметь не стоит. Вынимая деньги, я краем глаза наблюдала за тем, как течет мимо очередь. Неожиданные типажи, вот уж не думала здесь таких встретить. Супруги среднего возраста, вероятно, греки или киприоты, выряженные чересчур крикливо; крутая с виду американка; кучка средней руки британских бизнесменов, которых не тянет к семейному очагу.

Взяв новенькую членскую карточку, я помедлила у регистрационного стола. В глубине вестибюля пожилой мужчина в стильном костюме передавал пальто девице при входе. Он кивнул мне. Я кивнула в ответ. И вновь сделала попытку обаять говорящую марионетку.

— А можно мне, раз я уже вступила, только зайти, оглядеться? Просто полюбопытствовать, не играть, конечно, а?

— Мадам…

— Сдаюсь! — насмешливо бросила я. — Понимаю, понимаю. Такие правила. Не волнуйтесь. Пойду и пожертвую свое стотысячное наследство бездомным!

Я посторонилась, пропуская к столику пожилого господина.

— Добрый вечер, мистер Азиакис! Как самочувствие? — закивал, как заведенный, администратор.

— Спасибо, Питер, замечательно! — Акцент определенно указывал на восток от Суэца. — Но я сегодня не один. — Он обернулся на меня с улыбкой. — Простите, не расслышал, как вас зовут?

Ну и ну! Разве не приятно иметь дело с настоящим джентльменом?

— Вульф, Ханна Вульф. Марионеточный подбородок вмиг обмяк. Кто их знает, может, такое у них тоже не разрешается? Если так, похоже, господин Азиакис явно круче здешних законов. Администратор, проглотив возражения во избежание возможных осложнений, махнул, чтоб мы проходили.

Лайкра! Действует безотказно.

Мистер Азиакис кивком пригласил меня вперед; мы спустились на один марш по лестнице и, обогнув нечто вроде ресторанчика, попали в бар. Из арочных глубин слева маняще проглядывал игорный зал. В волнении я задержалась при входе, чтобы как следует все рассмотреть.

Увы, никакой аналогии с Джеймсом Бондом.

По первому впечатлению помещение походило на бальный зал, причем не в самые лучшие для него времена: огромное без окон пространство с люстрой посредине и двумя рядами рулеточных столов, каждый из которых освещала своя лампа. Внезапно в памяти пронеслись кадры времен Второй мировой, когда роскошные лондонские дома реквизировались правительством и юные барышни возили вокруг воображаемого поля сражения модели кораблей и аэропланов, а отставные генералы в креслах отказывались признавать поражение. Наверное, мой спутник в ту пору был молод. Хотя трудно сказать, на чьей он мог быть стороне.

— Ну, вот вам и казино! Каково? Не жалко потраченных денег?

Повернувшись к нему, я увидела в его глазах искорки смеха, а вовсе не восхищения. Что уже само по себе восхитительно.

— Зависит, наверное, от того, сколько я тут спущу! — с улыбкой сказала я.