Родимые пятна - Дюнан Сара

Спустившись по лестнице, я увидела, что дверь в гостиную приоткрыта. Я подошла и заглянула, пытаясь рассмотреть все, что входило в поле зрения. Возле полуосвещенного окна висела картина, изображающая одинокую женскую фигурку. Я приблизилась. Балерина, прозрачно написанная акварелью, стояла на сцене в луче прожектора, ее подбородок высоко поднят, лицо залито светом. Знаки, символы, знамения. Они явственно проступают во всем. Если Кэролайн спала в той спальне, где я побывала, то почему бы ей и в этой гостиной не сидеть? Мне удалось немного приоткрыть жалюзи, и, словно в магическом фонаре, проявились диван, ковер, книжный шкаф и небольшой столик. Оба его ящика были заперты. На столе находилось пресс-папье из граненого стекла, а под ним два маленьких ключика. Один ключ подошел. Внутри было то, что обычно бывает в ящиках письменного стола, — бумага, конверты и всякая канцелярская мелочь. Во втором ящике я обнаружила это: тонкую пачку танцовщиц Дега — ожидающих в кулисах, склонившихся к своим туфелькам, схваченных глазом художника во всей обыденности и непринужденности их каждодневной жизни. Всех их я видела прежде, изучая собрание открыток в картонной обложке. Помнится, я ехала в поезде, за окнами шел дождь, это было миллион лет назад. Я перебрала их. Здесь должно быть семь или восемь штук. Находка произвела на меня тяжелое впечатление, но я все же пересмотрела их. Одну за другой, как плохие карты, выпавшие при игре в покер. На обороте они все были чисты. Кроме одной, последней. На ней был указан адрес: Мисс А. Патрик, Роуз-коттедж и так далее. А рядом слова простого послания. Все то же самое, и это так угнетало, что пальцы мои дрожали.

«Видела „Щелкунчика“ в Ковент-Гардене. Разочарована. Зря и ходила. Собираюсь где-то весной навестить вас.

Надеюсь, у вас все хорошо. Счастливого Нового года. Любящая вас Кэролайн».

И внизу дата — «14 января».

Глава 11

Я на спринтерской скорости преодолела дистанцию между конюшней, превращенной в летний домик, и парадным подъездом, и осталась, благодарение Богу, целой и невредимой.

— Его нет.

Душа моя возликовала!

— Понятно. В таком случае я хотела бы, чтобы вы доложили обо мне мадам Бельмон.

— Кто вы?

Даже по тому, как она открыла дверь, сразу было видно, что тут не привыкли к визитам незваных гостей. Что и не удивительно, памятуя о наличии таких сатанинских псов. Мы сразу же не понравились друг другу, она и я. С ее стороны неприязнь, несомненно, вызвал вид моей одежды: слишком много джинсы и отвратительно грязные башмаки. А мне не глянулось ее чрезмерно длинное лицо и тонкогубый рот, который, похоже, не растягивался в улыбку со времен подавления студенческих беспорядков 1968 года. Тем не менее я улыбнулась ей своей особо ясной улыбкой, которую обычно приберегала для уличных регулировщиков.

— Достаточно будет сказать, что я подруга Кэролайн Гамильтон и что я приехала из Англии.

В чем, в чем, а в наличии дурных манер эту женщину обвинить было трудно, иначе, подозреваю, она просто захлопнула бы у меня перед носом дверь, оставив на площадке парадной лестницы. Но она позволила мне войти и попросила немного подождать, а сама тихонько простукала каблучками холл и скрылась в дверях в конце длинного коридора, совсем как белый кролик из «Алисы» в поисках королевы. Отдав дань восхищения внутреннему убранству дома и досчитав до десяти, я отправилась следом за ней.

Ожидая увидеть гобелены восемнадцатого столетия, я обнаружила огромную оранжерею. Солнце с трудом пробивалось в эти джунгли сквозь стеклянные панели. В центре, как во временном лагере участников сафари, вольно раскинулся светлый и весьма элегантный плетеный мебельный гарнитур из трех предметов. Воздух был здорово перегрет испарениями, исходящими от обильной растительности, и насыщен кислородом, которого столь не хватает многим людям. На ум пришло слово «санаторий». Среди листвы виднелась темноволосая голова домоправительницы, она что-то настойчиво говорила. Из глубин тропических зарослей ей ответил голос хозяйки. Я пару раз кашлянула. Домоправительница обернулась, стрельнув в меня убийственным взглядом, и решительно бросилась в мою сторону. Я приготовилась к отступлению, но женский голос, бесстрастный и повелительный, охладил ее порыв.

— Оставьте, Агнес. Раз леди проделала такой путь, я непременно встречусь с ней.