Подвиги Геракла - Кристи Агата

— Просто замечательно, — одобрительно огляделся Пуаро. — Все очень chic^[77].

Клуб был полон, и чувствовалось, что людям здесь приятно находиться. Среди посетителей были и томные пары в вечерних туалетах, и богемные юноши в вельветовых брюках, и солидные джентльмены при галстуках; одетые в костюмы чертей оркестранты наяривали что-то сладострастное. Сомнений не было: в «Преисподней» понимали толк в удовольствиях.

— Мы тут каждому рады, — сказала графиня. — Так ведь оно и должно быть, правда? Двери ада открыты для всех…

— Кроме бедняков, пожалуй? — предположил Пуаро.

— Нас же учат, что богатому трудно попасть в Царствие Небесное, — засмеялась графиня, — так пусть у них хоть в аду будет преимущество.

К столику возвратились профессор и Элис. Графиня поднялась.

— Мне надо поговорить с Аристидом.

Она обменялась парой фраз с метрдотелем, этаким сухопарым Мефистофелем, и пошла от стола к столу, беседуя с посетителями.

— Она личность, не правда ли? Это сразу чувствуется, — заметил профессор, утирая лоб и потягивая вино из бокала.

Вскоре он извинился и отправился поговорить с кем-то за соседним столиком. Оставшись наедине с суровой Элис, Пуаро почувствовал некоторую неловкость. При ближайшем рассмотрении девушка оказалась весьма миловидной, но Пуаро в ее присутствии все равно было решительно не по себе; уж очень холоден был взгляд ее голубых глаз.

— Я даже не знаю вашей фамилии, — промямлил он.

— Каннингэм. Доктор Элис Каннингэм. Насколько я понимаю, вы с Верой были когда-то знакомы?

— Да, лет двадцать назад.

— Я нахожу ее весьма любопытным объектом для изучения, — сказала доктор Элис Каннингэм. — Естественно, она меня занимает прежде всего как мать человека, за которого я собираюсь замуж, но у меня к ней есть и чисто профессиональный интерес.

— Вот как?

— Да. Я пишу книгу о психологии преступников и нахожу ночную жизнь этого заведения весьма поучительной.

Сюда регулярно заходят всякие криминальные личности, и с некоторыми из них мне удалось побеседовать об их детстве. Вы, конечно, знаете, что у Веры тоже имеются преступные наклонности — я имею в виду ее склонность к воровству?

— Ну да.., мне об этом известно, — согласился слегка ошарашенный Пуаро.

— Я лично называю это сорочьим комплексом. Понимаете, она всегда крадет блестящие предметы. Только драгоценности, никаких денег. Я думаю, что в детстве с ней слишком нянчились и во всем потакали, но — чересчур оберегали.

Жизнь у нее была невыразимо скучной — скучной и слишком благополучной. А ее натура требовала драматических ситуаций, ей хотелось познать страдание, справедливую расплату.

В этом корень ее пороков. Ей хочется быть значительной, заставить говорить о себе, пусть через наказание.

— Вряд ли жизнь представительницы ancien re gime^[78] в России во время революции была такой уж благополучной и скучной, — возразил Пуаро.

В голубых глазах мисс Каннингэм мелькнула легкая усмешка.

— Ах, представительницы дворянства… — протянула она. — Это она вам сказала?

— Она аристократка до мозга костей, — непререкаемым тоном заявил Пуаро, гоня от себя беспокойные воспоминания о том, как в рассказах графини о ее детстве и юности концы никогда не сходились с концами.

— Человек верит тому, чему хочет верить, — заметила мисс Каннингэм, смерив его профессиональным взглядом.

Пуаро запаниковал, почувствовав, что еще немного — и ему тоже поставят диагноз и определят его комплекс. Он решил предпринять ответную атаку. Общение с графиней нравилось ему, в том числе и из-за ее аристократического происхождения, и не мог он позволить этой очкастой девчонке с глазами цвета крыжовенного киселя и ученой степенью испортить ему все удовольствие!

— Знаете, что мне кажется удивительным? — спросил он.

Признать вслух, что чего-то не знает, Элис Каннингэм не могла. Вместо этого она приняла вид скучающий, но снисходительный.

— Меня изумляет, — продолжал Пуаро, — что вы — молодая девушка, которая могла бы быть объектом поклонения — если бы постаралась, — ничуть не стараетесь хорошо выглядеть! Посмотрите на ваш жакет и юбку с огромными карманами, в таком наряде только в гольф играть. Но здесь-то не поле для гольфа, здесь — погребок, в котором доводы»! но жарко, у вас даже нос вспотел и блестит, но вам не приходит в голову его припудрить! И губы вы красите без всякого интереса, не пытаясь подчеркнуть их изгиб! Вы женщина, но предпочитаете не привлекать к этому обстоятельству внимания. А почему, я вас спрашиваю? Это же так обидно!